Лаконец на врага прыгнул прям со спины коня, вызывая весь бой на себя, не подпуская их к юной воительнице. Фессалоника, конечно, шустрая и агрессивная, но он же мужчина и обязан её защищать, раз слово её отцу дал. А дальше тело уже работало само, сказывались многолетние тренировки на палестре, не зря юноша готовился войти в священный отряд спартанцев, стать одним из шестисот.
Без оружия юноша танцевал танец смертоносный, неудержимый. Его руки и ноги были молниеносны. Юноша не сдерживал противника, не ставил блоки, он уходил от ударов, перераспределял силу и возвращал врагу его намерения. Он бил по коленным чашечкам. Уворачивался. Бил под дых.
Девчонка, откидав дротики точно и результативно, занялась успокоением коней. Лошади её слушались беспрекословно, словно и не было боевой пляски у их копыт.
— Давай быстрее, что возишься! — кричит ему Фессалоника, — Отлови их, свяжем и на муравейник посадим! Вяжи их! Между деревьями распнём!
Калос вздохнул. Одного, который ещё вначале боя отключился, он связал, остальные юной воительнице не достались, ушли к праотцам. Оставшегося лаконец привязал тут же к дереву, оставляя его на милость богов.
Юноша, взмокший от пляски, связал лезущие в глаза мокрые волосы в хвост, чтобы не мешали, и обернулся к македонской эрении.
— У вас тут не скучно, — хмыкнул он, потирая отбитую филейную часть. Видимо, удар всё же пропустил.
— Да разные попадаются, — отмахнулась девчонка. Проворно соскочив с коня, она решила осмотреть повреждения на своём воине. Стянув с юноши порты и задрав хитон, Фессалоника со сознанием дела, очинила начинающий разрастаться кровоподтёк. Тут же достала сосуд с мазью и приступила к лечению. — Вчера на нас тоже нападали. Отец их вздёрнул. А это мелкая сошка. Видишь, как мы с ними быстро разобрались.
На ночлег они отъехали подальше, чтобы крики обречённого на божественную милость спать не мешали.
— А ты приставать не будешь? Папе скажу! — пробурчала засыпая Фессалоника, прижимаясь к юноше. Не дожидаясь ответа, она сладко засопела. Калос улыбнулся, прижимая девочку к себе. Когда их сердца уже бились в унисон на грани яви и сна, лаконец не думал о Маржике, о юной дриаде, лежавшей рядом, он наслаждался той чистой и неудержимой свободой, которую почувствовал здесь, на задворках могучего государства ахеменидов. Всей этой простоте и бесхитростности. Только здесь они, юноша и девушка, могли по-простому спать, обнявшись в дупле векового дерева, между корней, зная, что их никто не осудит. Все поверят на слово, что между ними ничего не было, потому что он, аристократ, дал слово, потому что девочка, которой доверяет отец, басилевс этой земли. Всё так просто и хорошо… Там, на территории ближе ко дворцам и властедержащим такого уже нет, да и он сам давно уже не тот мальчик, каким вышел с Маржиком из Книда.