— А чего это мы тут прячем, — он оттянул ворот рубища и заглянул во внутрь. Калос дёрнулся, смутился, покраснел. Ему никак не удавалось при Маржике сохранять самообладание, положенное воину. Каждый раз мужчина выделывал что-то такое, что смущало лаконца.
— Действительно, такое нужно прятать от других, — Маржик демонстративно улыбнулся, облизав губы. У юноши мурашки прошли по телу, словно командир потрогал его уже везде. Барзан засмеялся, легко похлопав мальчишку по попе. Скуса, наблюдавший всю эту сцену, спрятал усмешку в бороду, только Лешай неодобрительно покачал головой, но промолчал.
Так под смешки и тисканье мальчишки они подошли к храму, серым монументом возвышавшимся надо всем. Оставив свою банду в при храмовой арке, Маржик пошёл вперёд. В это время из храма как раз выходили люди в дорогих длинных одеяниях. Они сильно контрастировали с серым цветом храма.
Когда-то, храм мог быть и ярким, красивым, расписным, но теперь от всего великолепия остались только изразцы, украшавшие арочный вход. Остальное при парсах обветшало, потускнело, приобрело не маркий, не броский цвет. Как выдержали изразцы, было известно только богам, или тем, кто их когда-то клал на совесть.
Первым шёл высокий красивый молодой мужчина, голова его была покрыта небесно голубой тканью, от чего его лицо казалось одухотворённым и возвышенным. На вид мужчине было лет двадцать пять, а то и меньше. Огромные глаза были обведены чёрным и внимательно смотрели на подходящего Маржика. Рядом с ним, в белом, шёл мидийский маг, прикрывая рот рукой, что бы своим дыханием не осквернить могущественного багоя. Его борода завитая и благоухающая, важно лежала на груди.
Маржик нагнувшись, достал из складок своих длинных одежд мешочек с адамантом.
— Вроде и поклонился, а вроде и камень достал, — прокомментировал действие своего лугаля Лешай. — Стервец, ведь не подцепишься. С огнём играет.
А Калосу это наоборот понравилось, что командир не кланяется даже перед самим багоем. Ему, лаконцу, это было приятно. Юноша обратил внимание на прекрасных жеребцов, ожидавших парсидскую аристократию, в глаза бросились синие-синие попоны, затмевающие собой даже цвет вечернего неба. Он пытался разглядеть багоя, молодого мужчину приобретшего такую власть при Охе.
— На смотри, — одернул Калоса Барзан. — Он сильный маг, шарахнет, потом голова дня два болеть будет.
— На себе что ли проверял? — фыркнул Калос, но взор отвёл, и принялся рассматривать арку, где они стояли. Обнаружил, что это бывшие ворота, видимо, посвящённые какому-то богу. Тут даже сохранилась штукатурка и красивые цветы, кое-где. Он нашёл перевёрнутые розовые лотосы на жёлтой штукатурке. Сохранились розовые, красные, бирюзовые тона, но всё было обшарпанное, и облетевшее. Сразу видно. парсов чужая эстетика не интересовала, и поддерживать в первозданном виде никто строения не желал, зачем им было тратить деньги на чужое, лучше их тратить на себя и свою жизнь.