— Погодные условия отличные, — командир посмотрел на прислушивающуюся к нашему разговору девчонку, но вопросов задавать не стал. Знал, что этого я не люблю. Я проследил за его взглядом.
— Слышала, что я тебе сказал? — повторил жёстко.
Она поджала губы, вздёрнула подбородок. На лице её отразилось замешательство.
— Туда? — посмотрела на стоящий у дальней стены кожаный диван.
Голос у неё был приятный — не слишком звонкий, но при том звучал женственно. Невозможно длинные густые волосы падали на плечи и спину, делая её похожей не то на лесную нимфу, не то на болотную кикимору. Сказать однозначно было трудно, ибо перепачканная грязью, в сплошь изодранном платье, она не вызывала у меня ничего, кроме странной смеси интереса и раздражения.
Нет, пожалуй, ещё кое-что. Желание. Желание отправить её в ванную.
— Рад это слышать, — проговорил я пилоту, и тот, поняв, что наш разговор на этом подошёл к концу, попрощался со мной до прилёта в аэропорт Грата.
Стоило экипажу скрыться в кабине, я указал своей новоприобретённой собственности на кресла в конце салона. Говорить ничего не стал, просто смотрел, как она, расправив узкие плечи, прошла мимо. На левую ногу она старалась не наступать, однако двигалась при этом легко. Зверёныш…
Подойдя к бару, я плеснул в стакан немного виски и, облокотившись о стойку, снова стал рассматривать её.
— Мы долго будем лететь? — спросила, нарушив тишину и, в ожидании ответа, уставилась на меня.
Глаза у неё были большие, карие, этакого янтарного оттенка, губы не тонкие, но и не слишком пухлые.
— Два с половиной часа, — пригубив виски, ответил я.
На кой мне всё это сдалось — сам не знал. Два с лишним года, вырванные из жизни, напрочь лишили меня ощущения самого себя и понимания, чего я хочу. Идея же с девчонкой из питомника… Почему бы и нет? Собственная карманная собачка с той лишь разницей, что от этой собачки есть хоть какой-то толк.
Вернув стакан на место, я подошёл и сел в соседнее с ней кресло. Командир борта, включив громкую связь, сообщил, что самолёт готов ко взлёту и попросил пристегнуть ремни.
— Так? — тут же повернулась ко мне Ева, с удивительной ловкостью вставив ремень в карабин. Подёргала, глянула на мой, потом снова спросила: — Я правильно сделала?
Да чёрт возьми! Её живость действовала мне на нервы. Так и хотелось схватить её руку и, сжав, отшвырнуть на спинку. Было ли во мне когда-нибудь столько необузданности, восторженности? Даже когда был зелёным юнцом — нет.
— Так, — коротко ответил я и как-то само собой опустил взгляд на её руки.
Сам не знаю, что привлекло моё внимание — забившаяся под короткие ногти бурая грязь или маникюр. Маникюр… Если бы ночью я сам не подобрал её на грязной обочине у самого чёрта на рогах, подумал бы, что появилась она там прямиком из маникюрного салона. Заметив, что я рассматриваю её руки, она сжала их в кулаки. Занервничала и тут же, поняв, что самолёт сдвинулся с места, спросила: