– А я не буду молчать в тряпочку, понял?! – рычу также, с надрывом и стоном, когда его движения становятся ещё более резкими, а в глазах начинают плясать красные огни.
– Будешь! Ты всё для меня будешь делать! – отрывается от меня только для того, чтобы дёрнуть вверх и закинуть себе на плечо. Как дикарь тащит прочь из библиотеки, не беспокоясь о том, что нас могут увидеть. – Сука, из-за тебя даже трахнуть никого не могу! Только на тебя встаёт!
Я успеваю лишь пару раз недовольно возразить ему, как оказываюсь в его спальне. Саид бросает меня на кровать, сам падает рядом. Рывком расстёгивает свою ширинку, стягивает с меня трусы, да так резко, что едва не счёсывает кожу. И вот уже чувствую, как горячий, невероятно твёрдый член касается промежности. Мы оба обнажены там, внизу, и от прикосновения влажной головки к полыхающим складочкам по телу проходит болезненная судорога. Так хочу его, что голова кружится.
– Влажная, Надь, – шепчет он мне с улыбкой. Простой, не той, что всегда – издевательская и насмешливая. Он не злорадствует, ему тоже приятно.
Снова целует в губы. На этот раз более осмысленно, но также порочно, грязно. Врывается влажным языком в мой рот и скользит там, выписывая невидимые узоры. Потирается членом об меня, глухо стонет.
Останавливается, слегка приподнимается на локтях.
– Не остановлюсь, Надь. Не проси. Я в шаге от пропасти, – продолжает скользить по влажной расщелине крупной головкой, а я непроизвольно издаю тихий стон. Напряжение внизу живота становится почти нестерпимым, дрожат колени, и катастрофически не хватает кислорода.
– Не попрошу, – выдыхаю хрипло, потому что в горле так сухо, будто песка наглоталась.
Саид смотрит мне в глаза, словно ищет там подвох. Медленно склоняется к моей груди и накрывает одну ртом, оттянув лиф платья. Жадно, алчно, со стоном. Не отрывая взгляда от моего лица. Причмокивает пошло, улыбается, оттягивает затвердевший сосок зубами до боли.
– Ты даже не подозреваешь, как попала, кукла. Я же замучаю тебя, изведу, – почему-то кажется, что он это не о сексе.
– Господин Саид! – в дверь кто-то стучится, до ушей запоздало доносится голос Хаджар, сначала она зовёт его по-русски, потом переходит на их язык, но Хаджиев будто не слышит её. Взгляд снова абсолютно безумный, а зубы крепко сжаты в оскале, когда врывается в меня, заполняя собой сходу. Полностью. Так, что я вздрагиваю от резкой боли и, запрокинув голову, вскрикиваю.
Саид зажимает мне рот ладонью и размазывает меня по постели очередью быстрых, резких толчков. Я раздираю на нём рубашку, пуговицы отлетают, стучат по тумбочке и полу, а я вонзаюсь ногтями в крепкий торс. Мы жадно и безжалостно рвём друг друга в клочья, словно голодные звери, только-только дорвавшиеся до мяса, пахнущего кровью и страданиями жертвы. Мы так голодны, что с его губ срывается лишь рёв, а я беспомощно мычу ему в руку.