Ничего не отвечаю, посмотрел бы я на него, будь он сейчас на моем месте. Он-то предложение сделал и в тот же день женился, не дав жене время на сомнения. Зря я ее тогда послушал, нужно было брать и тащить в ЗАГС в тот самый день, когда она мне в любви призналась.
— Ну наконец-то, — разводит руками Санька, встречая нас на крыльце, — иди, она заперлась в душе в твоей спальне и не отвечает на наши попытки ее вразумить.
Молча, стиснув до боли зубы, вхожу в дом, преодолеваю лестницу, коридор и буквально врываюсь в чертову спальню. Вдохнув побольше воздуха в легкие, стучу в дверь душевой.
— Котенок, открой дверь, — прошу, как можно сдержаннее, хотя у самого все кипит внутри, перед глазами так и стоит картина, как она снимает кольцо и уходит. Мой самый страшный кошмар — остаться без нее.
В ответ получаю лишь тишину и никакой реакции. И что мне с ней делать?
— Катя, — терпение теряется с каждой пройденной секундой, — если ты сейчас же не откроешь эту гребаную дверь, я выбью ее на хрен, — рявкаю так, что весь дом слышит.
Угроза, к счастью, действует. За то время, что мы вместе, она поняла — слов на ветер я не бросаю и, если сказал, что выбью, значит выбью. Слышится щелчок и дверь наконец открывается. Передо мной предстает потерянная и заплаканная Катя, вся злость на нее улетучивается за долю секунды. Обнимает себя руками, губу кусает, нос покрасневший, а из глаз продолжают литься слезы. Блядь. Неужели настолько не хочет за меня выходить? Сердце сжимается внутри от нее такой, боль простреливает куда-то в глубь грудной клетки, воздух вокруг становится вязким и каждый вдох дается с трудом.
— Если передумала, так и скажи, — говорю на удивление спокойно. В ответ она лишь опускает взгляд и сильнее обнимает себя руками. Она ничего не говорит, а я понимаю, что это, мать его конец, мой, сука, конец. Ее молчание говорит красноречивее любых слов, да и не нужны они, слова эти. Мне раньше понять стоило, а не сваливать все на предсвадебный мандраж. Девчонка ведь совсем, в девятнадцать любая привязанность кажется любовью, а я напирал, как танк, кто бы устоял.
— Я тебя понял, Кать, — вздыхаю, — не надо лить слезы, я все отменю, — сам не верю, что смог произнести эти слова вслух, бросаю на нее быстрый взгляд и разворачиваюсь, потому что внутри все горит, от бессилия, от пустоты этой, будто душу вырвали. Не собираюсь больше оставаться в комнате, сейчас нужно решить вопрос со свадьбой, которой не будет, а потом, потом можно дать волю пожирающей изнутри боли. Уже собираюсь выйти из спальни, как в последний момент чувствую хватку на своем запястье, оборачиваюсь и сердце кровью обливается, не могу ее такой видеть. Прижимаю резко к себе, а самому сдохнуть хочется.