Кадык моего рогатого мужа резко дернулся, он медленно отложил в сторону орехокол и наблюдал за тем, как я слизываю с губ остатки меда. Не похоже, что ему смешно. А мне тем более – снова сама себя загнала в ловушку.
— Орехи. – Я прокашлялась, чтобы хоть как-то напряженную тишину. – Не отвлекайся, дорогой муженек.
— То есть ты сейчас не нарочно меня дразнила? – Его голос стал соблазнительно мягким: хоть глаза закрывай и слушай. – Маа’шалин, не думаю, что мы так уж сильно отличаемся, чтобы я не распознал твои намерения.
— Ты же первый начал. – Попыталась защищаться я.
— Конечно, я начал. – Граз’зт и не думал отнекиваться. – Но я и не скрываю, что мне нравится тебя дразнить. Напомни, я уже говорил сегодня, что твой румянец меня невероятно заводит? Потому что если нет, то это непростительная оплошность с моей стороны.
Хорошо, что между нами тяжелая деревянная столешница на каменном остове, потому что создается хоть видимость преграды.
— Подай-ка мне миску с орехами, муженек, а то с тебя никакой помощи. – Никогда в жизни мне не было так тяжело взять себя в руки.
Он наклонился через стол, подвинул посудину с десятком ядрышек, но, когда я потянулась в ответ – поймал мое запястье. Его ладонь на моей руке обжигала.
«Это была очень плохая идея, Семенова, самая дурацкая из твоих идей. Вот увидел бы он тебя настоящую – перекрестился бы, наверное. Потому что если крылатая принцесса здесь замухрышка, то что тогда говорить обо мне?»
Мне вдруг стало тяжело дышать. На грудь словно камень положили: ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Маа’шалин.– Голос Граз’зта стал приглушенным, лицо стало расплываться. – У тебя зеленые глаза? Светлые волосы? И… такие рыжие точки на щеках?
Что? Рыжие точки?
— Веснушки. – Мне все-таки удалось сделать вдох. – Это называется веснушки.
Наши взгляды в унисон опустились вниз, на сцепленные руки: черные вензеля на моих запястьях стали темнее и, словно змеи, поползли вверх по коже.
— Я… становлюсь человеком? Это порча? – Я сглотнула, но горло словно зажали в тиски.
— Маа’шалин, дыши!
Он в один прыжок перемахнул через стол и поймал меня до того, как я упала.
— Дыши, просто дыши. – Граз’зт осторожно надавил мне на грудь, прижал к себе, убаюкивая, как ребенка. – Вдох-выдох, дыши.
— Ты видел? – Я попыталась улыбнуться. Ведь мечтала, чтобы он увидел меня настоящую, а теперь, когда порча начала отравлять мою жизнь, до чертиков страшно, что Рогалик больше никогда не посмотрит на меня, как раньше. Только с брезгливостью.
— Мне нравятся твои веснушки, Маа’шалин. – Он так смешно произнес это слово, что я даже наскребла силы на улыбку. – Не смей уходить, ситти, я твой муж и я запрещаю тебе, поняла?