Понемногу, но я пришла в себя. Правда, мы так и сидели с Рогаликом на полу: я у него в объятиях, стиснутая, словно самая большая драгоценность в мире, укрытая от всех невзгод. Правду говорят, что все познается в сравнении. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой защищенной. Как будто о сильные плечи моего мужа разобьется каждая, даже самая большая беда.
Охо-хо, называть его мужем становится непозволительно приятно.
— Кажется, уже все прошло, - сказала я, немного погодя, когда поняла, что еще немного – и просто провалюсь в сон.
Граз’зт взял мою руку, внимательно осмотрел: черные орнаменты вернулись на место, разве что теперь они стали чуть ярче.
— Не больно? – В оранжевых глазах Рогалика плескалось неподдельное беспокойство.
— Нет, почти нет.
На самом деле ощущения были тем еще «удовольствием». Кожа до сих пор горела так, словно по ней прошлись паяльником. Рисунка уже не было, но я физически ощущала каждую ветку шипастой лозы, которые еще минуту назад были на моей коже. Как будто они все еще были там, но теперь внутри меня.
— Врать ты, Маа’шалин, совершенно не умеешь, - мягко пожурил Граз’зт и прикоснулся губами к внутренней стороне моей ладони. Осторожно, как будто боялся, что и это невинное касание может причинить мне боль.
Он выглядел таким трогательным в этот момент: крепкий сильный мужчина, осторожный в своем желании не испортить этот странный момент близости. Я поддалась к нему, наплевала на голос разума, который как заведенный твердил, что я уже почти увязла в этом красавчике, притронулась подушечкой пальца к его длинным светлым ресницам. Мягкие.
Граз’зт распахнул глаза, чуть сильнее жаль пальцы на моей запястье.
— Ты не посредственность, Маа’шалин, - сказал он неожиданно тихо, как будто говорить громче ему было нестерпимо больно. – Ты просто маленькая лгунья.
— Предпочитаю называть это здоровым прагматизмом, - отозвалась я. Впервые в жизни мне не хочется выцарапать глаза за то, что меня обвиняют во вранье.
Рогалик покачал головой, оскалился в некоем подобие хищной улыбки.
— Дать бы тебе по заднице за этот твой «прагматизм», но, боюсь, с учетом тех восьми раз, что еще остались, я начну остерегаться даже собственной тени.
— Мне нравятся мужчины, которые не недооценивают врага, - подражая его оскалу, повторила я.
Получилось, наверное, смешно, потому что Граз’зт хоть и пытался сдержаться, но все равно расхохотался. А я охотно рассмеялась в ответ. Возможно, завтра со мной снова случится что-то такое; возможно, завтра я вернусь домой. Или почему завтра? Сегодня? Через минуту? Вот сейчас, если случайно закрою глаза…