(Прит. 22:24–25). А так же:
«Кто может жить с человеком, дух которого податлив к гневу?» (Прит. 18:14). Поэтому тот, кто силой человеческого разума не обуздывает себя, должен жить один, словно зверь. Из-за гнева расстраивается согласие, как написано:
«Муж ретивый рождает ссоры. И муж гневливый выкапывает грехи» (Прит. 15:18). Разумеется, сердитый человек выкапывает грехи, потому что даже плохих, которых он подстрекает к раздору, он делает еще хуже. Из-за гнева утрачивается свет истины, как написано:
«Солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4:26), потому что, когда гнев окутывает мраком смятения наш ум, Бог скрывает от него луч Своего познания. Из-за гнева изгоняется чистота Святого Духа, о котором, согласно древнему переводу написано:
«На ком почиет дух Мой, если не на смиренном и тихом и боящимся слов Моих»? (Ис. 66:2)
[92]. Следовательно, если гнев прогоняет тишину ума, он заполняет собой обиталище Святого Духа, и удалением Его опустошает дух, который скоро приходит к явному безумию, и разрушается своими внутренними помышлениями до основания.
79. Образ разъяренного изображен яркими красками. — Ибо от распаления муками своего гнева сердце бьется, язык путается, лицо пылает, глаза становятся дикими, и друзья перестают узнавать. При этом рот испускает крик, но чувство не знает, что говорит. Следовательно, тот, кто долго одержим им, не знает что делает. Поэтому часто случается, что гнев пробивается к рукам, и так как разум отступает далеко, он становится более сильным, дух уже не может сдерживать себя, так как приобрел иную силу. Ярость, удерживая внутри плененный ум, как госпожа членов, заставляет их производить наружу удары. Иногда же она не использует руки, но язык обращает в стрелу злословия. Ибо извращенный человек просит с мольбами гибели брата, и желает, чтобы Бог совершил то, что он сам либо боится сделать, либо стыдится. И получается, что он совершает убийство желанием и словом, даже если удерживает руки от поражения ближнего. Иногда гнев заставляет взволнованный ум проявлять спокойствие, как будто из рассудительности, и не выходит наружу посредством языка, но внутри разгорается еще сильнее, так что при этом всякий гневающийся избегает беседы с ближними, и ничего не говоря, не показывает насколько он враждебен. Иногда эта рассудительность суровости изображается через строгий порядок управления, однако, если внутри тщательно поддерживается образ рассудительности. Иногда же, в то время как взволнованный дух удерживается от привычной речи, вследствие прохождения времени, он совершенно отдаляется от любви к ближним, и на ум приходят более резкие побуждения, и возникают новые поводы, которые раздражают сильнее, и тогда в глазу гневающегося соломинка превращается в бревно, а гнев сменяется ненавистью (odium). Часто гнев, замкнувшись внутри ума, разгорается в тишине еще сильнее, и бесшумно образовывает громкие слова, и ум внушает себе слова, которые ожесточают его, и он, взволнованный, отвечает еще суровей, словно ставя себе целью испытание. На это Соломон намекает, говоря: