- Да уж старалась я, светлейший князь, старалась, - затараторила кормилица. - Нашего - то супружник мой к себе прижимал, а я княжну за пазухой грела.
- Какую княжну? Когда это боярская дочка княжной слыла?! - закричал уже на кормилицу Вышата.
- Да не ори ты так, дитя испугаешь, - опять одернул его Чернореченский князь.
- Я не пойму, Димитрий, чего ты такой спокойный? Тебе на шею дщерь врага твоего заклятого сажают, а ты и рад. Ты, может, оставить ее хочешь?
- Мороз крепчает, нельзя ее везти назад - помрет на обратном пути. Как потом пред Богом за невинное дитя отвечать?
- То не наша вина будет, ежели помрет. Им раньше надо было думать, когда ее полоумный братец на мороз выгонял.
- До весны оставим, а там видно будет, - продолжал гнуть свое Димитрий.
- Да как же ты, княже, не понимаешь, если оставишь ее у себя, то все - значит признал. Потом уж не отделаться: и отошлешь, так все равно все в глаза тыкать станут. Ну, скажи хоть ты ему, Глебовна, - обратился Вышата за помощью к Анне.
- Сам пусть решает, я мешаться не буду, - устало произнесла княгиня. После случая с Еленой она дала себе зарок в дела сына не встревать. По ее непроницаемому лицу невозможно было догадаться, о чем она думает.
- Ты хоть подружью свою пожалей, каково ей будет, ежели разлучницы дите в тереме кричать станет. А ведь на сносях, да первый раз, тревожить нельзя. Что ж тебе водимую и дитя своего не жаль, а чужого жалеешь?!
- Я ей объясню, что только до весны. Отошлю дитя к кому из бояр, она и видеть ее не будет.
«Да уж, Елена даже с кожухом в одних хоромах находиться не захотела, а тут маленькая Улита по терему ползать начнет, - вздохнул про себя Димитрий. - Ну, должна ж она понять, что нельзя малую на мороз выгонять, ведь сама скоро матерью станет! Что ж она не баба что ли?»
- Да мы, например, с радостью дитя к себе возьмем, и насовсем можем, раз она никому не нужна, - вступился за князя Первак.
- Ты уж не лезь, без тебя как-нибудь! - огрызнулся на братанича Вышата. - Нужна, не нужна, не об этом речь идет. Коли не понимаешь, так помалкивай!
Ребенок в корзинке сначала закряхтел сильней, потом пискнул, и, наконец, зашелся яростным криком, волнами расходившимся по горнице.
- Голосистая, - усмехнулся Пахомий, - и Вышату перекричала.
- Чего ей надобно? - испугался Димитрий, никогда не видевший младенца близко.
Нянька запустила руку в корзину:
- Обмочилась, поменять надо.
- Ну, так иди, меняй. Чего ждешь? - махнул князь рукой на дверь.
Кормилица вынесла ребенка из горницы, крик потихоньку затих.
- Так что делать будем? - опять стал напирать Вышата.