Мы уселись на диванчик. Не стесняясь, я привлек Яну к себе. Она положила голову мне на плечо и, улыбаясь, смотрела в экран, где вот-вот должны были появиться оценки. Я не сомневался в том, что Янка будет первой, но дал ей возможность самой осознать то, что она сотворила несколькими минутами ранее. И пусть говорит кому угодно, что каталась она сегодня для меня, для бабушки или для зрителей. Нет. Спортсмен всегда должен кататься ради себя. Для себя. Быть сильным ради себя. Потому что никто не способен оценить усилия, положенные на чашу успеха, кроме как ты сам. С таким настроем я всегда выходил на лед, тот же настрой я требую и со своих учеников. Так было и с Леной, но с Яной… с Яной все с самого начала шло наперекосяк. В момент, когда я сдался собственным чувствам и решил идти напролом, отвергая доводы разума, я обрек и себя, и её на жизнь в постоянном страхе. Я думал, что все учел, да как оказалось, совсем не знал ни Лену, ни Яну, не смог предугадать их поступки. Виноват во всем был я, поэтому какой смысл посыпать голову пеплом и обвинять их обеих в случившемся. Рано или поздно правда выплыла бы наружу. И лучше, что это случилось сейчас, а не, предположим, за несколько недель до Олимпийских игр.
— Яна Абрамова, Россия, за произвольную программу набирает сто пятьдесят семь целых и три сотые балла. Это первое место!
Янка дернулась и, закрыв ладонями лицо, громко заплакала. Я бы мог сказать ей, в тысяча первый раз «не реви!», но это был как раз тот самый момент, когда она должна осознать, что она — первая. Её должно накрыть эмоциями. Слезы — это слезы победы.
Она громко всхлипнула и снова нырнула в мои объятия. Прижалась ко мне всем телом, обняла за шею и прошептала:
— Спасибо тебе, Олег, спасибо.
Я хотел сказать ей, чтобы не расслаблялась и не обольщалась, что это лишь первая серьезная ступень в нынешнем сезоне, да в общем то и во всей её карьере, что впереди чемпионат России и почивать на лаврах я ей не дам, но… вместо этого обнял её в ответ, коснулся губами её шеи и выдохнул:
— Будь счастлива, Яна.
Она тут же отстранилась и посмотрела мне в глаза с непониманием. Не поняла, что значили мои слова? Да я и сам толком не понимал, поэтому добавил:
— Поприветствуй зрителей. Давай же…
Кивнув, она послушно поднялась на ноги и, не скрывая слез и улыбки помахала трибунам. Они любили её. Любили, несмотря ни на что, хотя тогда, чуть больше месяца назад перед этапом во Франции, она всерьез опасалась, что её закидают тухлыми помидорами после проката. Глупая. Несмотря на то, что я, совместно с Федерацией фигурного катания выпустил обращение, где честно рассказал, что Елена Селезнёва — моя дочь, Янка все равно боялась, что мне не поверят, и моя репутация будет подмочена. Поэтому после второго места на этапе, на пресс-конференции призеров, призналась, что дала интервью Александровской на эмоциях и попросила у меня прощения. У меня и у всех болельщиков. На самом деле это было не важно для меня. Я давно оброс броней, еще в бытность действующим спортсменом, а вот Янка… за неё я переживал. Нам просто нужно это пережить. Немного времени, и мы справимся. Я знал это. Я дал ей возможность самой принимать решения. А она училась быть самостоятельной и взрослой.