– Ты ... издеваешься надо мной, – зло выдыхаю я.
Настя хрипло смеется и, расправив плечи, отступает от меня.
– Нет, Маша, не издеваюсь. Я умираю! – кричит она и, поджимая губы, отворачивается.
Она стремительно уходит, я остаюсь в умывальне одна. В спальне Денских впервые отворачивается на другой бок. Алексей забирает меня рано утром, а Настя не смотрит на меня.
Равноправие, мода… В умении не видеть дальше своего носа, мне, похоже, равных нет! Настя тихо посмеивалась, бормотала что-то по-немецки, да, то был любимый её язык, и, судя по всему, продолжала методично уничтожать алкоголь.
– Я полагаю, что мне нужно съесть или выпить что-нибудь. Но вот трудный вопрос – что же именно?
Дмитрий тихо смеется.
– Одна сторона сделает тебя выше, а другая сторона сделает тебя ниже.
Шляпник умер, но Алиса всё падает, падает в бездонной норе! Я потерла виски и, не глядя, протянула раскрытую ладонь в сторону Денских:
– Дай-ка мне свой бурбон.
Смех её оборвался. Бутыль легла мне в руку, я открыла глаза и сделала большой глоток, задерживая обжигающую жидкость во рту, прежде чем позволить алкоголю опалить горло.
– Достойно, – поморщившись, решила я и с интересом посмотрела на этикетку.
– И это … всё? – тихо спросила Настя.
Расправив плечи, я взглянула на Денских.
– Почему же? – я демонстративно взболтнула бутыль и задумчиво повторила: – Любовь втроем, говоришь …
– Маша! – громко крикнула она.
– Так выпьем же за свободные отношения! – еще один глоток. Я отерла рот рукой и, облизывая губы, добавила: – И отсутствие предрассудков.
Денских выругалась и потянулась к бутылке в моих руках.
– Думаю, тебе достаточно, – поджав губы, заметила она, а я спрятала алкоголь за своей спиной и покачала головой.
– Ну уж нет, Настя! – уверенно возразила я. – Люблю, убиваешь… вокруг меня уже столько смертей… знаешь, любовник твоего брата умер на моих глазах.
Она закаменела, а я прямо взглянула в её глаза и, истерически расхохотавшись, спросила:
– Так что же это за драма, да без бурбона?
Настя вздрогнула и, хмыкнув, отшатнулась от меня.
– Жестоко. Но я, рада, что смогла развлечь тебя.
– Жестоко? – я вскинула подбородок. – Нет. Жестоко, когда чтобы выжить, женщины торгуют собой, а потом их находят мертвыми с порезами на руках. Жестоко, когда остаются без родителей дети, когда болезнь и террор забирает тех, кому бы жить и жить! Наконец, жестоко клясться в вечной любви, а затем исчезнуть, ничего не объяснив! А я не жестока, я честна. Пафос, трагедия… ах, как же… я не видела, не понимала … несчастная любовь! – патетически воскликнула я. – Отличная причина, чтобы вдоволь пострадать! И, без сомнения, отличная причина, чтобы забыть, выкинуть нашу дружбу, вышвырнуть меня из своей жизни! Как прогнившую ветошь…