— Крюковы затеяли посвящение! Дай думаю, посмотрю на это редкое ныне зрелище, — сказала красавица, а она, бесспорно, была красавицей, несмотря на воинственную экипировку. — Это кто тут? Неужто младший сынуля? Пошли ко мне в гарем, красавчик?
— Заткнись, Наина, и уходи! — крикнул ей Крюков-старший, не отходя от Маши. — Нашла время шутить…
— А я не шучу, Антоний на редкость красивым вырос, потому что полукровка, — проходя мимо Антония, она кокетливо коснулась его подбородка своими тонкими холодными, как лед, пальцами — Твой сын достоин чести ублажать Наину! Ладно, я не за тем пришла. Отдай мне девчонку! Ведьма из нее все равно никакущая!
— Тебе она зачем? — заинтересовался ведьмак и не удержался от злой иронии. — Ориентацию поменяла?
— Дурак ты озабоченный, Иван Павлович. Поповну ищут, в Коляде переполох. Папаша ее молебны служит о здравии дочки, — ответила Наина просто. Голос у нее был ни то женский, ни, то мальчишеский, звонкий, слегка треснувший. — Смотри, наверху могут услышать и хлопнуть по твоей лысой башке, вразумить, так сказать. Ну и Радон уже намылился прочесать Предгорье, его десница медлить не будет, этот на всю жизнь клеймо поставит. Я его подразнить хочу, пощекотать ему и себе нервишки. Давно у нас открытой войны не было. Все как-то исподтишка, без куража!
— Крови захотела, значит, так и скажи, нечего языком молоть… Радону девка зачем? Велика птица, из-за нее когти рвать… — насторожился старший ведьмак. Он покосился вдруг на левый бок, как старая хибара. Значит, девчонка не блефовала, грозясь позвать главного оборотня Предгорья.
Намерения старшего ведьмака были все также тверды; позволить сыну совершить первое посвящение, которое покажет его верность клану и окончательно укрепит его авторитет среди дальних родственников.
— Они с ним добрые соседи. Радон стареет, вот так же, как ты, на ориентациях помешался, подавай ему чистую деву из священнического рода! Не пойму, чего он с ней нянчился, на машине катал, домик рядом прикупил. В романтику вдарился, может и христианином станет! — громко и дерзко ответила Наина, и подметила, как застыл на месте Антоний. Только факел в его руке рвался в драку с ночью. — Да, Антоний, тебе вряд ли светит любовь поповны. Ей больше оборотни нравятся…
Всю ярость огня разочарованный и оскорбленный Антоний обрушил на наглую всезнающую красотку. Одним прыжком он настиг ее и махнул факелом у самого ее лица. Наина, заученным движением рук, вытащила из ножен меч и направила его на ведьмака. Тот чернил огнем то Z, то Х, показывая отцу и женщинам, что не позволит считать себя слабаком. Пламя теперь горело в его глазах, в сердце, бросало жар ему в лицо, заражая своим неистовством.