— Да почему, княже?! — не выдержал возгласом возмущения Ермила.
— Руки у тебя больно мелкие, — холодно усмехнулся Всеволод.
Рыкнув от ярости, Ермила развернулся и, громко хлопнув дверью, вылетел вон.
— Пошто ты его обидел? — сокрушенно посмотрела на захлопнувшуюся дверь Настасья, словно эта дубовая преграда отрезала ей последний путь к спасению. — Он же меня оберечь хотел.
— Поверь мне, — Всеволод подошел к Настасье, обнимая ее за плечи, — ежели, не дай Бог, что здесь закрутится, он ради тебя и пальцем не пошевелит. Мне ли не знать своего боярина.
«Это так, — погрузилась в раздумья Настасья, — когда надо было выгнать полюбовницу князя, Ермила меня не поддержал. Но мы с ним в одной упряжке, ему выгодно меня в княгинях держать, моя смерть ему не нужна, а значит, он бы ужом извернулся, а свести меня в могилу не дал бы. Хоть какое-то подспорье, а так…»
— Ну, может все же оставишь его, — робко попросила она.
— Не проси, — покачал головой Всеволод, — не уступлю, давай не будем об том, сориться в дорогу не хочу, — он чмокнул ее в щеку, потом страстно припал к губам.
Настасья отдалась власти поцелуя, но мысли блуждали в голове безрадостные: «Я ради него жизнью пожертвовать готова, а он не может мне боярина для защиты оставить. Да еще и Ермилу обидел, мол, ручонки у тебя слабые, где тебе жену мою защитить. Разве тот виноват, что у него руки тонкие, бабьи? По больному боярина рубанул… не хорошо». Досада за любимого отравляла молодую княгиню, хотелось рядом друга верного, крепкую стену, за которой и спрятаться можно и опереться, да вот как-то не получалось.
Всеволод внутренним чутьем ощутил ее разочарование, перестал целовать, усадил на колени, заглянул в глаза:
— Я тебе гридней своих оставлю, Кряжа Немца. Вот он, коли прикажу, грудью на копья за тебя пойдет. А из бояр ты лучше Домогоста держись. Чего ты вздрогнула, замерзла? — он потянулся рукой к валявшемуся на лавке кожуху, набросил жене на плечи. — Не мой посадник человек, это так. Сам по себе, но правды всегда держится. Ежели я с пути сверну, он и против меня попрет. Ну а ты, душа безгрешная, под его защитой меня дождаться сможешь. Я уж обговорил с ним все.
«Не увидимся мы больше», — простонало Настасьино сердце, а губы сквозь силу улыбнулись.
— Жаль, что на том свете ты с Ефросиньей будешь, а не со мной, — вырвались наружу странные мысли.
— Ну, полно. Кто знает, что там будет? Не достоин я твоей любви, — Всеволод крепко прижал ее к себе, она почувствовала его волнение, — не знаю, за что ты меня одариваешь. Вернусь, все у нас по-другому будет, как положено, детишек еще народим — девчоночку такую же ясноглазенькую как матушка, Ивашке братца-разумника. Ну, чего ты плачешь? Я успокоить тебя хочу, а ты рыдать.