Я все еще не решила, как поступить. Отныне меня запирали, как зверя, следили за каждым шагом, стерегли, как преступника. Едва не водили на поводу. Повторный побег был просто невозможен. Значит, осталось лишь покориться прихоти аль-Зараха, а потом закончить свои дни во дворце Хазин. Серой тенью, чья жизнь превращается в бесконечное ожидание смерти.
Что обещал ему Альянс? Я была уверена, что эти деликатные переговоры вела именно миссис Клаверти. Кто же еще?! Неподражаемая Амалия Джейн Клаверти-Лэнг. Я почти видела ее улыбающееся лицо, когда она давала аль-Зараху цветастые обещания. Расписывала мои достоинства, чтобы набить цену. О… я бы послушала ее дифирамбы. Если не сбудутся эти ожидания, останутся ли в силе договоренности, на которые меня обменяли? Я была бы рада, если бы удалось все расстроить. Увы, вероятно цена этому удовольствию — моя жизнь. Но можно ли назвать жизнью то, что меня ожидает здесь?
Я все еще не знала ответа. Словно металась в больном бреду, когда зудит в груди отчаянное, глупое до последней крайности геройство. Когда не ощущаешь себя, с должной ясностью не осознаешь последствий. Альянс — ничто. Я давала обещание Полу. Клялась, что меня не коснется другой мужчина. Я отчаянно хотела сдержать клятву. Кажется, больше жизни. Иначе, чего стоит мое слово? Да и я сама?
Спады распахнули двери. Евнухи и Шафия-кхадим остались за порогом, а я послушно следовала за Масабих-раисой.
Она поклонилась:
— Ваша рабыня, господин. Полная раскаяния и смирения.
Аль-Зарах, как и в прошлый раз, стоял у мозаичной колоннады, ведущей на широкий балкон. Смотрел в глубину двора. Лениво оторвался и направился к нам, покручивая в пальцах серебряную рукоять хлыста. Я невольно сглотнула. Ничто не помешает ему применить его по назначению. Бахат говорила, что он любит сечь. До смерти. Кажется, вот и весь выбор…
— Оставь нас, Масабих.
Толстуха вновь поклонилась и поспешила исполнить приказание.
Когда двери затворились, аль-Зарах приблизился, сдернул покрывало с моей головы:
— Идут ли уроки тебе впрок, Амани? Или Масабих солгала?
Я мнила себя более сдержанной. От звука его голоса в груди рождалось бурлящее возмущение, которое поднималось, угрожая захлестнуть с головой. Не знаю, насколько меня хватит.
Я потупила глаза:
— Да, господин.
Аль-Зарах усмехнулся:
— Это хорошо.
Рукоять хлыста прошлась по моей шее, подцепила узорную накидку.
— Сними это.
Я повиновалась. Ткань с легким шорохом скользнула к ногам. Я осталась в распашном жемчужном платье с обильной вышивкой серебром, из-под которого виднелась тончайшая белая сорочка и лазурные шаровары в тонкую полоску.