Анастасия испугалась и скользнула взглядом в сторону, делая вид, что не заметила. Она снова закрыла глаза, притворяясь спящей и торопливо придумывая, куда и зачем она едет. Эта ветка была совершенно не из ее маршрутов, и теперь придется что-то врать, чего она никогда не умела. Она так зажмурилась, что ощутила в глазных яблоках боль, которая распространилась по телу, переплавляясь в слабость и тошноту.
«Хватит, хватит, – уговаривала она себя, чувствуя, что куда-то плывет. – Что ты разволновалась, дура? Испугалась непонятно чего. Ну, едешь и едешь, мало ли куда можно ехать. На встречу с подругой, в музей, к стоматологу. Это все нужно хорошенько обдумать. Важны детали».
Но детали в голову не лезли, лишь сильнее накатывала тошнота. Начинался приступ панической атаки. Такое случалось прежде, когда она пугалась чего-нибудь. Нужно было выйти на воздух, пока не потеряла сознание и не вырубилась прямо тут, на глазах у незнакомых людей. И сына.
«Станция «Охотный ряд», переход на «Театральную» и «Площадь революции», – объявил женский голос. Анастасия Станиславовна открыла глаза. Сына не было. Спина в желтой куртке, отдаленно похожая на его спину, мелькнула ближе к центру вагона, но Анастасия Станиславовна не могла определить, был ли это он. Мутило. Держась за поручни, она встала и направилась к выходу.
Вывалившись из вагона, она стояла и слушала. Сначала, как уезжает поезд, затем, как стучит сердце в ушах. «Что это я так разволновалась?» – думала она.
Анастасия Станиславовна села на лавочку и ощутила себя старой и ненужной никому развалиной. Сейчас было бы даже к лучшему, если бы сын оказался здесь. Неужели ей показалось? Может, он решил сбежать, потому что сам ехал куда-то скрытно и не хотел давать объяснений. От этой мысли стало еще хуже. Живот скрутило и снова охватил приступ тошноты. Вообще, Аркаша был хороший мальчик, собирался в Бауманку поступать. Вдруг они все же не досмотрели?
Она сидела и не знала, что делать. Планы расстроились, она потерялась и забыла, кто она и где. Упорядоченность событий сместилась, и все запуталось. Анастасия Станиславовна боялась. Вдруг Аркаша знает про нее? Вдруг он осуждает и мучается, как осуждала и мучилась она, зная в детстве про измены папы. Анастасия Станиславовна представила, как сын спрашивает:
– Мама, как же так? Ты разве не любишь отца?
«Жизнь сложна», – ответила она, и стала подробно и завуалированно разъяснять сложные алгоритмы жизни сыну. Когда закончила, очнулась, открыла глаза и поняла, что разговаривала сама с собой.
Дон Жуан с Новокузнецкой