— Я сам пить не буду, а тебе приготовил «Смирновскую» под соленые грибочки, приежайте скорее.
Сергей откликался на любые мои авантюры. Друг всё же. И вот тогда среди новогодних поздравлений он и подарил-таки тот самый альбом певицы. В моей библиотеке эта книга на отдельном месте. Как память тех лет и память о Серёже.
И, конечно же, часы напролет он мог проводить со своей «Клавой» — так, любя, он называл клавиши. Они были его подругой. Несмотря на характеры друг друга, они уживались. В квартире частенько выбивало пробки, от чего электронная информация слетала с дисплея. Сергей видел в этом чуть ли не человеческие взаимоотношения. Со стороны выглядело прикольно. Сидит на диване Серёжа, перед ним журнальный столик, на котором возлежит «Клавдия Иванна», вся этакая без пылинки. Серёга попыхивает сигареткой, а пепельнички — в виде ежиков с настырненькими носиками, и композитор Парамонов показывает свой недавний «опус». Думаю, многие помнят такую картину на Перовской улице.
Мы жили по московским меркам почти по соседству. Между нами располагался парк Кусково. Пешком бодрым шагом идти час сорок. Раза два мы засекали время. Но Сергей не очень жаловал одиночество аллей владений Шереметьева. Тут я с ним не соглашался.
— Понимаешь, меня это удручает. Наверное, сказывается депрессия от прежних переживаний.
Но вот когда Сергей Владимирович стал отцом, то, кажется, что-то поменялось в его отношении к благословленному Кусково.
— Сегодня гулял с Сашкой по твоему маршруту — чудесные места!
Саша, сын, был его любовью.
— Особо не задавайся, сына назвали в честь поэта Пушкина.
Мы все так радовались, что у Серёжи появился наследник.
А среди «соавторов» Парамонов полушутя-полусерьёзно называл домашнего кота Афоню. Афанасий. По-моему, тут что-то было связанно с поэтом Фетом.
Ещё Сережа был «из породы ньюфаундлендов». Если кому-то требовалось его участие, то дважды на этот счет обмолвливаться было излишне. Я это знаю по себе. Мы должны были с сестрой лететь в Калифорнию, но совсем некстати я загремел в больницу № 50 на свидание со скальпелем. Аудиенция затянулась, больничная палата не отпускала. Как же меня поддерживал Серега! Через весь город изо дня в день — приедет, скрасит мои страдания. А если у кого в семейной жизни неурядицы: «Шаганов, поехали. Мирить будем Пьянковых. Понимаю, что тебе не хочется. Давай, собирайся, ехать-то надо».
А скольким он помог, не афишируя свою добродетель, в ситуации «тихой мужской болезни» — запоев.
— Помогай, Саша, и тебе помогут когда-нибудь.
Где-то у Достоевского вычитал про подобное проявление эгоизма и потом воодушевлено рассказывал об этом в подтверждение своих слов.