– Наверное, может, – растерялась Юля. – Я спрошу.
– Спроси. Живём уже три года, детей всё нет. Она переживает.
– А ты?
– Ну и я, конечно, тоже. Если получится бесплатно, будет вообще супер. Я отплачу, ну ты знаешь. Отдам мелкими услугами.
Юля тем же вечером спросила маму, сможет ли она помочь её «близким друзьям».
– Разумеется, пусть приходят. Только обязательно вместе. А что за люди, я их знаю?
– Паша – мой однокурсник, Алёна – его жена.
– Тот самый Паша, с которым вы раньше дружили?
– Мы и сейчас дружим.
– Ну-ну, – сказала мама.
Юля была благодарна за то, что мать не стала расспрашивать дальше, а просто объяснила, в какой кабинет «подойти». И о визите Зязевых в «Гармонию» она тоже впоследствии не распространялась. Но визит, судя по всему, помог, потому что Алёна вскоре забеременела. Васе, их сыну, сейчас десять лет, и он тоже невидимый. На фейсбуке суеверный Паша свою семью не показывал. С тех самых пор жена его Алёна и стала для Юли неотъемлемой частью Зязева – как ухо или глаз. Нельзя ведь отнять у любимого человека ухо или возненавидеть его. Даже если оно мешает тебе жить.
– Ты же знаешь, что о главном не пишут в газетах и о главном молчит телеграф? – так сказал ей однажды Паша вместо желанного «я тебя люблю», отвергнутого по причине заезженности.
Юля всё никак не могла выпустить из рук ту фотографию, где она и Ясной были запечатлены для вечности на фоне Дома Чекистов. Оба вышли не слишком удачно: Вогулкина моргнула, Олег Аркадьевич с открытым ртом. Но капитана Воронина (так про себя стала называть его Юля) дефективное фото вполне устроило: он поблагодарил Зязева за помощь, а Юлю – за содействие (чем одно отличалось от другого, полковник не объяснил, но, видимо, отличалось).
Паша напечатал тогда два экземпляра этих фотографий: один для ФСБ, другой на память Юле. Зачем ей такая память, десять на пятнадцать, глянцевая бумага? Двор Дома Чекистов был ещё голый, без зелени, самое начало марта, повсюду сугробики-гробики, но Ясной стоит почему-то без шапки.
– Да, это он, – улыбнулся капитан Воронин. – Вот чертяка!
Юлю поразило, с какой симпатией он говорит о Ясном: нежность охотника к уже пойманной дичи? И почему он не бежит арестовывать Олега Аркадьевича прямо сейчас, если тот и в самом деле «мошенник-аферист широкого спектра»?
Но Воронин будто бы никуда не спешил, переносил уже согласованные встречи, внезапно отменял совещания, самим же и назначенные, а потом внезапно появлялся, например на Юлиной экскурсии, и она начинала заикаться, путаясь в именах- отчествах известных художников.