Вогулкина приехала в крематорий раньше времени. Пока ждала, купила в киоске четыре красных гвоздики (их здесь бессловесно заворачивали в бумагу, не предлагая «как-нибудь оформить»). Наблюдала за тем, как входят в зал ожидания другие прощальники – лица их были Вогулкиной незнакомы, но пару старух из Дома Чекистов она вроде бы опознала. Они были без цветов, с решительным выражением на лицах. Странное дело: Ясной умер, сама Юля постарела, а обманутые старухи почти не изменились. Заколдованный дом. Там, наверное, не бумаги Анастасии Романовой замурованы, а рецепт вечной жизни.
А вот капитан Воронин-Ваулин в крематорий почему-то не явился.
Тоже умер, поди. И ведь не проверишь! А старухи – живы…
Чем дольше стояла Юля у закрытого, с прикрученной винтами крышкой гроба, тем сильнее прорастала внутри неё тоска: стойкий сорняк с мясистым корнем.
Стебель тянулся от сердца к горлу, чтобы выскочить воплем, – но по кому ей вопить, не по Олегу же Аркадьевичу Ясному?
Или всё-таки по нему?
Жизнь большинства людей скучна и утомительна, особенно жизнь условно порядочных людей, таких как Юля и Паша. Да, они не обманывают, не воруют, не выдают себя за генералов и даже грешат исключительно по расписанию, утешая себя тем, что не хотят доставлять своим ближним непереносимых мучений. Но жизнь их становится с каждым годом всё тяжелее, каменеет день ото дня. Сбросить бы её с плеч, как гору, которую Сизиф вполне мог бы принести к Магомеду, – и стать таким образом его двойником.
Паша, пробравшись ближе к гробу, взял Юлю за руку, и она вспыхнула от радости, которая пока ещё не растворилась в утомительной, скучной жизни. Но скоро и от неё ничего не останется, кроме двух-трёх искр в памяти – и те со временем погаснут.
«Кто зажёг в тебе свет, обернётся твоей тенью и в ночной тишине вырвет сердце из груди», – на сей раз это не Паша, а Юля вспомнила подходящую к случаю цитату.
Но вслух произносить не стала.
Смотрела, как условный брат Ясного идёт к микрофону, слегка раскидывая носки в стороны. Балетная походка!
Думала, что покойник, скорее всего, и вправду учился в Пермском хореографическом училище, был внуком генерала Игнатьева и владельцем работ Марка Шагала. Вся его ложь – временами топорная, временами изысканная, как брюссельское кружево, все его преступления, мошенничества, обман – вырастали из желания быть честным с собой, а не с другими. Он сам был своим собственным двойником, а не искал сходства с другими, как это делает весь мир.
Юля высвободила свою ладонь из Пашиной руки – и улыбнулась, как не принято на похоронах.