— Знакомые речи, — усмехнулся Богомазов. — У вас это называется бороться за единство пролетариата. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Позвольте спросить, сколько столетий вы будете ждать этого единения?
— Хотите знать, Иван? — Павел подался вперед, положил на стол локти. — Недолго. Может быть, наше поколение уже увидит, как рабочий класс социально обновит землю, создаст общество, где не будет ни царя, ни фабриканта, тогда и мужик получит освобождение.
— Это по Марксу? — снова усмехнулся Богомазов.
— Я не причисляю себя к глубоким знатокам марксизма, но надеюсь, что именно по Марксу, — сказал Точисский.
— У России свой самобытный путь, — снова завел Богомазов.
Разговор начинал тяготить Павла. Битый час все об одном.
Он не успел возразить — заговорил Лазарев, который во время спора с интересом глядел то на одного, то на другого.
— Да бросьте, вы и деревни толком не знаете.
— Ах, простите, запамятовал, вы, Дмитрий, имеете знакомство с селом и русским мужиком через родственничков. Ведь ваш дядюшка поместьем владеет изрядным, не так ли?
— Совершенно верно, я насмотрелся на деревенскую жизнь в отрочестве в поместье дяди. — Лазарев не принял иронического тона. — Ваши же товарищи, Иван, деревню знают по кратковременным вояжам. Откуда им понять, увидеть, что деревня давным-давно неоднородная. Кто деревню в кулаке держит? Крестьянин с крепким хозяйством. А община самодержавию — для удобства выколачивать подати. Повидал я, как община на сходе подати распределяла: всем поровну — и богатею и бедняку.
— Стыдно, Лазарев, на мужике вся Русь держится. Мужик Россию кормит и еще хлеб Европе продает, а вы о деревне с издевкой. И коли существуют сильные мужики, которые фабрично-заводскому люду свою продукцию продают, то этому мужику в ноги поклонимся. Было бы их поболе на Руси. Такие мужики корнями в землю вросли, они основа общины. Крестьянская община — наша гордость, основа России, ее прошлого, настоящего, ее будущего.
— Ну, договорились, — поднял брови Павел, — до сильного мужика. Тот ровно клещ впился в безземельного, безлошадного крестьянина. И гнет мужичок-бедняк хребет на поле у мироеда. Кредо народников — сильный мужик. Ему служат, его защищают. Социализм ли это, позвольте вас спросить? Нет, здесь никаким социализмом не пахнет.
Богомазов резко отодвинул стул.
— Нет, господа, вы не созрели для революции. И в суждениях опрометчивы. Настанет время, будете сожалеть, скажу больше — каяться в своих действиях. Идя к вам, я еще не терял надежды убедить вас. Печально. Премного благодарен за теплый прием. — Раскланялся полушутливо.