— Помнишь, Дмитрий, я говорил, что нам пора расширяться. Надо создать еще три-четыре кружка. Ты спросишь, где брать учителей, пропагандистов? А не поговорить ли нам с бестужевками? Не откажут, поймут.
— Мне такая мысль тоже приходила в голову. Непременно поговорим с ними по возвращении.
Дмитрий разбудил Павла на заре:
— Искупаемся до завтрака!
Еще висел предрассветный туман, а уже благовестили заутреню колокола сельской церкви. Вот туман разорвало, растащило, растянуло вмиг, и над чистой, омытой вчерашним дождем степью краем выглянуло солнце, стали розовыми легкие облачка. Павел и Дмитрий шли по росистой, прохладной траве. Скрипели колодезные журавли, громко переговаривались бабы, собирая стадо, звонко хлопал бичом пастух. На закрытой мажаре выезжал из села мужик в соломенной шляпе с широкими полями и белой льняной рубахе. Поклонился с достоинством.
— Гончар Антип за глиной отправился. В детстве, когда я тут подолгу гостил, он мне разных зверей лепил и свистульки. Нет тут того мальца, кому бы он чего не смастерил, — рассказывал Дмитрий.
На той стороне реки берег обрывистый, в щуриных норах, а этот пологий, песчаный. Густые ивы полоскали сочные листья в воде, покачивалась на волне привязанная к дереву лодка.
На середине рыбак выбирал сеть.
— Здравствуй, Прохор! — окликнул его Дмитрий. Рыбак вскинул голову, узнал.
— Ты ли, Митя? С прибытием! Приходи на уху! Небось давно не едал.
— Порядком. В Петербурге такой не умеют варить, как твоя Ганна.
Купались долго, потом валялись на прохладном песке. Поднялось солнце, выгрело.
— Тишь да гладь, и нет никакого самодержца и никакой полиции, — мечтательно промолвил Точисский,
— Если бы так…
— Помнишь, как надеялся Лермонтов: «Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей…»
Они замолчали, задумались. Первым заговорил Павел:
— Знаешь, о чем я? Такие, как Иван Богомазов, твердо верят в социализм сельской общины, а мужик задыхается под налогами, и никакая сельская община его не спасает. Помню, об этом еще в Екатеринбурге от Лебеденко слышал.
— В здешнем селе тоже свои богатеи. Немного, два-три крепких мужика, но всех к своим рукам прибрали. Землю арендуют, на пахоте и косовице у них полсела спины гнут, кто взропщет, пристав и волостные утихомирят. Крепко мужиков в кабале держат. Отчего Прохор рыбой промышляет? Коровенку у него за недоимки со двора свели, конь года три тому назад пал, землю чем обработаешь? Таких в селе разве он один?.. К Прохору сегодня на уху сходим непременно. Я мальчишкой у того ивняка тонул, он поблизости оказался, вытащил…