Уныло и грустно. Павел подумывал, что поездка никчемная и не лучше ли было бы остаться в Петербурге.
Дмитрий молчал, смотрел по сторонам.
Вдали показалась каменная церковь. Блеснули купол и крест. Шарабан въехал на пригорок, и в низине открылось село в садах. Несколько порядков беленьких хаток, проглядывавших сквозь зелень деревьев, спускались к берегу реки. Тут же просторная луговина, где, по рассказам Лазарева, собиралась ярмарка.
В стороне, на возвышенности, темнела каменная усадьба. Лошадь побежала резвее.
Они миновали распахнутые настежь ворота, подкатили к крыльцу. Здесь их уже ждали высокий подтянутый старик и дородная тетка в цветастом сарафане.
Едва Дмитрий спрыгнул с шарабана, как тут же попал в суматошные объятия. Наконец, освободившись, он повернулся к Точисскому:
— Вот, дядюшка, мой товарищ, Павел. Хозяин усадьбы пожал Точисскому руку.
— Рад, молодой человек, рад, располагайтесь как дома. Ваша комната на втором этаже рядом с комнатой Мити. — Пригладил пышные запорожские усы. — Приводите себя в порядок и спускайтесь к столу…
Ночью Точисский долго не мог уснуть. Погода разгулялась, и небо очистилось. Звездное, ясное, оно торжественно раскинулось над землей. Со степи тянуло влажным, свежим ветром. Слышно, как пиликали, стрекотали на своих скрипицах кузнечики.
В селе и на усадьбе давно угомонились, и полуночный покой действовал умиротворяюще.
Дядя Дмитрия и добродушная тетка пришлись Павлу по душе. Веселые и гостеприимные, они с утра и допоздна потчевали гостей, расспрашивали о Санкт-Петербурге, об их совместном житье-бытье, о Верочке… Разговорам не было конца.
Встреча с родными Дмитрия растревожила Точисского, и тоска по дому, по матери и отцу, щемящая грусть до боли захватила его.
Скрипнула дверь, вошел Дмитрий, остановился у открытого окна, — степь сладко и томительно дышала разнотравьем.
— Не спится? И я не могу уснуть. Тихо-то как, ни тебе фабричных гудков, ни городского шума.
— Не верится, что есть такие места, — согласился Павел. — Как будто и нет заводской каторги и не надо остерегаться филеров…
— Здесь свои проблемы. Поживешь — увидишь. Как тебе мой-то приглянулся?
— Хороший старик! Запорожец!
— Крутого норова, когда не по нем. Прадед его с Кочубеем против гетмана Мазепы выступал.
— «Богат и славен Кочубей…»
— Ты это дядюшке продекламируй, в большой милости будешь, — рассмеялся Дмитрий. — Он тебе порасскажет про старину и про свою бывальщину, как добровольцем на Балканах братьям-болгарам помогал… А слышал, как он революционеров именует? Злоумышленниками! Знал бы, какие у племянничка мысли в голове и чем он в Петербурге занимается.