— Звона, голубчик! — ухватил мужичок Проню за вышитую рубаху. — Мироед, креста на тебе нет!
Как из-под земли урядник вынырнул, мужичка — за шиворот и поволок. А тот плачет пьяно, ругается:
— Проню, грабителя, забирай, он над всей общиной измывается, кровушку пьет! Лучшие земли заграбастал, в кулаке мужиков держит.
Раскололась ярмарка: кто за мужичка вступается, кто сторону Прони держит.
Потолкался Точисский, насмотрелся. Богатая ярмарка! И хоть всего навезли крестьяне, однако не скажешь, что всем живется хорошо. По одежде судить можно. Одни в свитках новеньких, сапогами хромовыми поскрипывают. И хоть сентябрь, теплынь еще, а они в шапках серого каракуля. Кто победнее, у тех и свитки старые, латаные, и сапоги из юфти, дегтем смазанные, а у кого и вовсе постолы из кожи-сырца на ногах. Вот тебе и самобытный путь, вот тебе и крестьянский социализм!
Выбрался из толпы Точисский, пошел улицей села. За плетнем Прониной усадьбы метались лютые псы. У Прони есть что сторожить: бревенчатый амбар не пустой, в сарае и на конюшне коровы и кони, в подвале бочки с соленьями. Дом у Прони высокий, на каменном цоколе, окна светлые, ставни с железными запорами.
Сутулый, длиннорукий Проня слыл на селе не только крепким хозяином, но и первым мироедом.
Едва Павел миновал усадьбу Прони, как навстречу выкатился Паисий Аристархович, сельский учитель. Точисский сразу узнал его. Колобок, ни дать ни взять, маленький, кругленький, с редкой сединой в волосах и черной как смоль бородкой.
Остановился.
— Вы, молодой человек, не иначе как из Санкт-Петербурга с Митей Лазаревым прибыли? Отчего же не пожаловали в гости? Ведь я Митю отлично знаю. Да, — спохватился Паисий Аристархович, — что же мы стоим на дороге, извольте зайти ко мне. Не отказывайтесь, не обижайте старика, образованные люди — у нас на селе гости редкие, разве что пристав нагрянет, да тот больше к зелью пристрастен. Страж законности во хмелю. — И безнадёжно махнул рукой: — С кого и спрашивать, ежели наши российские законы оставляют желать лучшего? Прошлой зимой миром школе ремонт устроили, а когда денег на учебники у инспектора попросил, так он меня отчитал, не шибко ли, говорит, грамоту крестьянским детям вдалбливаешь, мужику она зачем? Не усердствуй!
Павла поразило обилие книг у Паисия Аристарховича. Они лежали и стояли на полках в горнице. И не только на русском, но и на греческом и французском…
Заметив интерес Точисского, учитель сказал:
— В них мудрость черпаю и силу жизненную обретаю. То и юным школярам преподношу.
И, внимательно посмотрев на Павла, продолжил: