Толстяк провел пальцем по столу, глянул на заправку постели. Прокурор сопел недовольно, а ротмистр смотрел, казалось, безразлично.
— Так, какие жалобы? — спросил начальник тюрьмы и поднял брови.
— Мне не дают свиданий, запрещают читать и писать. Я лишен книг, не переписываюсь с родными.
— Вы слышите, господин прокурор? — в голосе начальника тюрьмы неподдельное удивление. — У заключенного о тюрьме превратное представление. Тюрьма, милостивый государь, не курортный пансион.
Прокурор Сибирцев — лицо землистое, болезненное — поморщился: печень давала себя знать почти постоянно.
— Почему вы уверяете, что вам отказано в свиданиях? — спросил прокурор и приложил руку к боку.
— Меня всего один раз посетила сестра,
— Больше она не просила разрешения.
— Позвольте этому не поверить.
— Воля ваша. Вы дерзите, молодой человек, не забывайтесь.
— А переписка, книги?
— Требования необоснованные. До окончания следствия политическим не дозволено. И вы должны помнить: замахнувшись на августейшую особу, на строй государственный, ждите ответного удара. И вы, господин Точисский, смею вас уверить, его получите.
— Говорите, до окончания следствия запрещены переписка и книги, но со мной следователь беседовал всего один раз. И потом о каком дознании вы ведете речь, в чем меня обвиняют?
— Дело ваше передано в жандармское управление господину ротмистру, — прокурор кивнул на Терещенко. — Когда он посчитает необходимым, вас вызовут.
Прокурор вышел первым. За ним, сердито набычившись, что выглядело комичным при его внешности, начальник тюрьмы. Терещенко чуть замешкался, но, так и не сказав ни слова, покинул камеру.
— Ваше мнение, господа? — спросил прокурор, когда все собрались в кабинете начальника тюрьмы.
— От надзирателей жалоб не поступало. — Стриженный под ежик тюремный начальник наморщил низенький лобик. — Заключенный ведет себя в основном пристойно. Разве только вот требования…
— Обратите внимание, господа, — снова сказал прокурор и одернул мундир, — у политических в тюремных условиях появляется книжный и сочинительский зуд. В разговор вмешался Терещенко.
— Мы живем, господа, при зарождении российской социал-демократии.
— Социал-демократы столкнулись с народниками за влияние на рабочий класс. Их лидеры пишут по этому поводу целые трактаты, и весьма умные.
— В начале своей службы, когда я был следователем, — прокурор уселся на диван, мне поручили дело студентов, которые у Казанского собора учинили беспорядки. Среди них находился Георгий Плеханов, он речь крамольную произнес. Скрылся, не взяли его в тот раз, а потом сбежал в Швейцарию.