И даже во сне я ощущаю, как гнев охватывает Алессу. Пусть эта Мори или как ее там оказалась плохой матерью, но оставлять ее умирать среди коз и овец на пастбище… Алесса взбегает вверх по тропке, дядюшка едва поспевает за ней. Должно быть, это здесь: блеющие козы бродят возле полуобвалившегося сарая, пощипывая сочную траву. Дверь свисает на одной петле…
— Вы… — Алесса влетает внутрь, после яркого солнца в полутьме и не различить толком ничего. Только острый гнилостный запах болезни бьет в ноздри. — Вы хотели меня видеть… матушка?
Куча серого тряпья на лежанке приходит в движение, Алесса засвечивает на ладони светящуюся сферу — и в ужасе отступает назад. То, что она видит перед собой… Иссушенная болезнью старуха, глубоко запавшие глаза окружены коричневыми тенями, а руки словно оплетены веревками. Но нет, это только кажется: от локтя до кисти на них проступают вздувшиеся фиолетовые вены. Седые растрепанные волосы почти закрывают лицо — и Алесса прижимает ладонь к губам, чтобы не расплакаться. Или не закричать. Оттого что все так… Как? Нечестно? Несправедливо? Слишком поздно?
— Доченька, — шепчет умирающая, — доченька… Подойди. А он… он пускай на улице обождет. Нечего ему…
И дядя Клаудиус с удовольствием выходит за дверь: должно быть, зрелище и царящая в сарае вонь ему не по душе.
— Мама? — Алесса, смиряя себя, приближается к настилу из досок, который служит старухе постелью.
— Прощения… прощения просить у тебя… хотела прощения… да поздно уже… — хрипит Мори, и Алесса подкладывает ей под спину набитую сеном серую подушку, помогая сесть. — Красивая стала… Красивая, богатая, знатная… А со мной бы в канаве померла.
— Я не держу на тебя зла, мама, — выдавливает из себя Алесса. — Барон Коэн всегда был добр ко мне. И его жена. И все… Видишь, все хорошо, у меня всего вдоволь.
Старуха заходится в приступе кашля, долго и жадно пьет, пытаясь восстановить силы. И вдруг совершенно внезапно вцепляется ей в правое плечо.
— Мало… времени мало… Пророчество… знаешь про него? Дитя солнца и звезд. Знак, он здесь.
И Мори пытается порвать прочную ткань платья, но Алесса перехватывает ее руку.
— О чем ты? У меня тут родимое пятно, оно всегда было. Какие звезды?
Старуха смеется, и на миг Алессе кажется, что та перед смертью двинулась умом.
— Я… я сама… — в костлявом горле продолжает булькать смех, — я сама его наколдовала. Возьми корень василька, перья говорушки, пыльцу златоцвета…
— Ты про зелье, которое снимает следы магического воздействия? — Алесса помнит, что оно очень сложное и редкое, но ей, обладательнице золотого жезла, удастся его приготовить.