Все, что мне сейчас хочется — это стать слепоглухонемой. Только чтобы не видеть обжигающего, на грани безумия, взгляда. Не слышать тяжелого дыхания. Не открывать и закрывать рот как рыба. Чтобы… Чтобы… Чтобы что? Оправдаться?
Но разве можно объяснять что-то зверю, который решил тебя сожрать.
Нельзя делать резких движений.
Я просто все объясню. Макс…Он же умный. Он должен будет понять. НО, очевидно, что мое облачение в полотенце в планы не входит.
Только я тянусь к нему, как Макс в два счета отбирает тряпку и бросает на мокрый пол, а по квартире, вырезая мне дыру в душе, слышится пыхтение Андронова и мои приглушенные стоны. Ненастоящие, но выбора у меня было немного….
— Выключи, — взмолилась я, решительно поднимая взгляд, и лучше бы этого не делала.
Такой адовой злобы я не видела никогда, даже когда Антон Громов заносил надо мной свой нож. А ведь тому было за что мстить. Я его лишила возможности заниматься сексом.
— Тварь! – орет Макс, раскрывая пасть, кидается и хватает пятерней за волосы. Подносит лицо к своему и, взревев «Что ты наделала?!», кидает в сторону.
Мой визг сочетается со звоном бьющегося зеркала. Страх иглами протыкает все тело. Одна лишь страшная мысль, что порежусь, но Макс буквально толкает меня в сторону звуков секса.
Вспоминаю, что сильная. За это ведь в свое время полюбил меня Максим.
Мой Максим, а не это животное, что не дает мне отползти и за ногу тянет в сторону гостиной. Тащит, как преступницу, не обращая внимание на мои крики. Туда, где на огромной плазме вчера мы ухахатывались с крошки Вуди Вудспекера, а сегодня картинка диаметрально противоположная. Грязная. Пошлая. Отвратительная, как и пятна засосов на моей молодой коже.
Резко смотрю на Макса, что, кажется, не может прийти в себя. Его откровенно трясет, и мне страновится еще боязливее. За себя. За него. За ребенка.
Макс не знал. Он бы никогда не узнал. Но разве Андронов может уйти, не разрушив чужое счастье.
— Сука траханная, — орет Макс и наклоняется, но я отбиваю его руку.
— Прекрати! Это было…— что? Не имеет значения? – Давно, понимаешь. Это нужно пережить.
— Это было!? Это не монтаж?! Светочка, девочка, это было?!
Сглатываю и киваю, чувствую, как по щекам катятся слезы. Обиды. Унижения. Горечи. Страха и разочарования. А ты, дура, в счастье поверила?
— Было. Но…
— Ебаная шлюха, — орет он и кидается на меня, руками сдержать не получается, и я болезненно вскрикиваю, когда волосы тянет рука, в горло впивается ладонь. Душит. Воздух перекрывает. – Понравилось трахать старика? Ты уже знала, что он твой папаша?