Тело представляло собой сплошной кровоподтёк, однако, к счастью, способности передвигаться я не потерял, да и лицо осталось сравнительно целым — ссадина чуть выше правой брови не в счёт.
Удовлетворившись увиденным, я вернулся на диван, отхлебнул виски, закурил и задумался.
Чёртова ирландка узнала гораздо больше, чем следовало. Впрочем, как поступить с ней я решу позже, гораздо насущней вопрос, что делать дальше с грёбаными итальяшками. После случившегося, нам в одном городе места нет. И как-то мне не верится, что они поверили в то, что я сгорел в гараже.
Война? Я остался один. Если всё сложилось как надо, Макгвайр и Тиммерманс уже на пути в Монтану. Рядовых бойцов практически всех выбили. Уайт Морган в Чикаго, но он не боевик. Стоп… Уайт! Да, точно он. Лиам и Вилли сообщили ему, что я жив, а Морган решил подстраховать меня и запулил в прессу инфу о моей смерти вместе с Дженна. Ну что же, старина Уайт сработал просто отлично. Впрочем, как и всегда.
Это даёт мне преимущество во времени и просто преимущество. Хотя, вопрос, что делать, по-прежнему открыт.
Ждать подкрепления из Монтаны? Думаю, Лиам и Вилли, за пару недель соберут, как минимум пять сотен человек, умеющих управляться с оружием. С такими силами, можно устроить макаронникам полный Армагеддон. Правда, власти города точно не обрадуются очередной бойне. Да и мамаши могут прознать, что я творю в Чикаго. После чего мне тоже сильно не поздоровится. А если… если попробовать договориться с мэром? Я вычищу город, а за это получу иммунитет от уголовного преследования? Трудно, но возможно. Будет упираться, подпишу тяжёлую артиллерию, отцовских протеже в Конгрессе. А пока, можно попробовать слегка самому пощипать итальяшек. Но прежде, надо связаться с Уайтом Морганом…
В комнату начали доноситься одуряющие ароматы жареного мяса, у меня сразу забурчало в животе и даже Мусий начал бурно волноваться.
А ещё через пару минут, заявилась Моран с огромным подносом в руках.
Я получил огромный стейк, а Мусичка целых два, правда, почти сырых. Себя Моран тоже не обделила.
Около получаса ушло на еду, я воздал должное стейкам и великолепному виски, к тому же, с неожиданным удовольствием понаблюдал, как ест ирландка — она, несмотря на субтильное телосложение, отличалась недюжинным аппетитом и трескала мясо как не в себя. И вообще, каким-то странным образом, она начинала мне очень нравиться. Что нешуточно злило. Как и отец, я всегда отличался исключительно потребительскими отношениями к своим подружкам и никогда не утруждал себя лишними эмоциями. А тут, словно порчу навели.