Грэхард выглядел так невозмутимо, как будто школы для девочек и фонды для рабов были самым обыденным для Ньона делом.
— Школа и фонд, — кивнул он. — Я вызову специалистов, на днях расскажешь мне подробнее. — Она вскинула на него удивлённый взгляд, но он уже торопил: — Дальше. «Несколько» причин — значит больше двух, так?
Эсна прокляла свой язык. И двух ведь было бы достаточно. Третью называть совершенно не хотелось.
— Моё терпение на исходе, солнечная, — поторопил её Грэхард, настроение которого падало всё ниже и ниже. Страх за семью и меркантильные соображения не были тем поводом вступить в брак с ним, которые он желал бы услышать. Логично, объяснимо, — но крайне неприятно.
— Вы решите, что я полная дура, — буркнула Эсна, пытаясь защитить третью причину.
Владыка снова возвёл глаза к потолку и раздражённо отметил:
— Женщина, я уже имел достаточно возможностей убедиться, что мозги у тебя на месте, и работают не хуже мужских. Оставь эти игры и говори как есть.
— Но это правда звучит так, будто я крайне глупа! — со слезами в голосе возразила она.
Выдав непередаваемую игру мимикой, он согласился:
— Хорошо. В самом дурном случае мы сделаем вид, что ты ничего не говорила, а я ничего не слышал.
Почему-то ей стало немного забавно — то ли от выражения его лица, то ли от этого предложения, и она решилась.
— Я просто подумала, — упорно разглядывая собственные обёрнутые в покрывало колени, выдала великую тайну она, — что, возможно, ну... понимаете, может быть... мне показалось, что... — он терпеливо пережидал это нагромождение защит и не торопил, поэтому она, наконец, собралась с силами: — Ну, в том смысле, что... может, у нас и в самом деле может получиться... счастливый брак, да? — она поморгала и, раз уж главное было сказано, разоткровенничалась. — Ну, в том смысле, что, мне показалось... нет, я понимаю, что вы не были искренни, но вы хотя бы изобразили, что влюблены... и потом... мне подумалось, нет, точнее, показалось, что, может, вам действительно не совсем всё равно... и, наверно, возможно, немножечко... ну, может быть, я вам немножечко нравлюсь не только как... ну и просто как человек... и, может быть даже, когда-нибудь, мы сможем.... полюбить друг друга? — в ужасе, что выдала столь постыдные откровения, она подняла на него взгляд.
И с удивлением обнаружила яркую и неприкрытую улыбку, в которой не было ни грамма насмешки, и тем более гнева или презрения. Напротив, всё его хмурое лицо расслабилось, уголки глаз хитро сощурились, придавая взгляду непривычное доброе выражение, и ей вдруг вспомнилось, что точно так же он уже улыбался ей — тогда, в её саду, — и что ей ещё тогда подумалось, что он словно становится совершенно другим человеком.