Детство Светланы прошло в постоянном страхе совершить ошибку. Отец все время говорил: «Ты сначала подумай, а потом делай». Она думала, думала, и так и не могла понять, а хорошо ли она делает? Ибо, что бы она не делала, она все равно получала нарекания. Она, например, делала уборку в комнате, и вдруг останавливалась: «а хорошо ли я сделала? может, я недостаточно подумала?». В психологии такую болезненную склонность к задержке даже жизненно важных дел называют «прокрастинацией», а в обиходе пользуются словечком «тормозить». В итоге, девочка так «тормозила», что вообще не доделывала уборку и, конечно, получала нарекания – вплоть до того, что иногда ее били ремнем.
Другая фраза, которую часто говорил отец: «Лучше вообще не делать, чем делать нехорошо». Но что такое «делать хорошо»? Критерии хорошего были размыты. Светлана не могла понять, что такое «хорошо» для папы, потому что она никогда ничего хорошо не делала. Правда, девочка закончила школу с серебряной медалью и институт с красным дипломом; видимо, тут критерии «что такое хорошо» были определены достаточно четко. Но что делать дальше? Как быть с работой, чем заниматься? Тут четкие критерии не были заданы. Точно такой же проблемой страдает и сестра Светланы, она тоже не может найти себя в профессии. Обе девочки решили реализоваться в материнстве. У обеих есть дети, и это стало их способом избежать отцовского неодобрения. Светлана любит детей, и родила уже троих.
Увы, отец не одобряет того, что дочери выбрали участь домохозяйки, и считает, что девочки пали ниже своего достоинства. Он по-прежнему хочет, чтобы они реализовались профессионально, и обе сестры чувствуют себя неудачницами. Они вынуждены продолжать искать себя в профессии. Девочки выросли, им уже не нужен папа для того, чтобы их упрекали, они делают это сами. Эта функция встроилась внутрь, теперь они сами глядят на мир глазами папы, и обвиняют себя постоянно и за все. Бесконечное недовольство собой привело Светлану к затяжной депрессии, и радость материнства для нее не в радость, потому что она в своих глазах не соответствует папиным стандартам. И папин перфекционизм переносится на все, что она делает. Светлана казнит себя за то, что она плохая мать, не так носит, не так кормит, не так воспитывает детей. Стоит ей что-то начать делать по дому, как она уже сомневается в себе как в матери, видит в себе недостатки: не так говорит с детьми, порой взрывается…
На самом же деле, Светлана делает то же самое, что всегда делал ее папа: не позволяет быть несовершенными ни своим детям, ни себе. Ее перфекционизм в материнстве – это стремление сделать детей «стопроцентными» детьми, а себя «стопроцентной» матерью. Она боится начать быть хоть кем-нибудь, потому что над ней висит отцовское «лучше не делать, чем делать плохо». Она просто съедает себя изнутри.