— Собственно, ваша Гальперн, к моему сожалению, первая ласточка этих новых веяний в психиатрии Рейха. По результатам нашей с вами беседы завтра, в ходе инспекции, рейхсфюрер примет решение, отправить ли сто человек, из числа ваших пациентов, на лечение в Рейх или нет.
Я замолчал, давая время осознать все сказанное мной. Он заметно оживился. Поверил. Как же ты все-таки наивен, Крюков. А еще психиатр.
Он открыл сейф и достал папку с надписью «Гальперн Ж.М.» положил перед собой, открыл и начал листать. О, боги, как же я ненавижу людей, слюнявящих палец при перелистывании бумаг.
— Вот. — Крюков ткнул пальцем в папку. Поступила 20 июля. Принимал я. Опрос показал, что во времени и пространстве пациентка ориентируется хорошо и признаков душевного заболевания я на тот момент не выявил...
— На тот момент? — перебил я его. — А когда выявили?
— Не перебивайте пожалуйста. — попросил он меня. — Я и сам чудесно собьюсь.
— Простите. — счел нужным извиниться я и попросил. — Продолжайте.
— Извините, что я нарушу наш уговор, мне просто необходимо задать вам один-единственный вопрос. — вдруг сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. — Для меня это крайне важно.
— Один-единственный? — я улыбнулся, как можно искреннее. — Что ж задавайте, раз так важно.
— Скажите почему вас интересует, именно, эта пациентка?
— Все просто. — заговорил я самым убедительным тоном, на который только был способен. — Она к вам поступила, как вы сами верно заметили, без каких-либо признаков душевного заболевания. Вы ее госпитализировали и госпитализировали, как раз, в тот самый момент, когда германские власти заняты окончательным решением еврейского вопроса, в связи с чем в рейхскомиссариат прибыл с инспекцией сам рейхсфюрер СС. — я взял паузу для пущей убедительности своих следующих слов. — Программу государственной эвтаназии, как я уже говорил, фюрер намерен отменить из-за недовольства ею германского народа. Нам ни к чему скандал, если вдруг окажется, что душевно больную еврейку отправили в гетто, но если она здорова то, мы делаем плохо свою работу. Вы понимаете меня?
— Пока не очень. — возразил он.
— Хорошо. — я заговорил ласковее. — Скажите, вам выделяют питание для ваших больных?
— Да. — он кивнул.
— Платят жалованье?
Он опять кивнул в знак согласия.
— Я слышал звук работающего трактора. Он ваш?
Опять кивок в знак согласия.
— Ну тогда подумайте зачем нам — самой прагматичной нации на земле столько затрат, чтобы просто убить несколько человек? Нужно ли нам отбирать топливо необходимое на фронте для того, чтобы заправить трактор заштатной русской психбольницы?