— Харитон Геннадьевич, — входит Кристина, похоже, еще не понимающая, что вся ее работа накрылась крышкой гроба, и я собираюсь вбить туда пару гвоздей. — Все ждут. Готовы. Можно начинать.
— Что начинать? — смеюсь я, не представляя, как буду говорить гостям, что свадьба отменяется. Впрочем, Кристина сама это сделает. — Свадьбы не будет.
Она пошатывается. Хватается за сердце.
— Как?
— Жопой об косяк! Сбежала невеста!
— Но почему? Вы же…
— Да-да, я просто охренненый. Иди к гостям, — продолжаю смотреть на платье, что гладил несколько минут назад. Она уже знала. Она все спланировала.
— Что сказать?
— Ты тупая? Скажи, что свадьбы не будет.
Она сглатывает, кивает и уходит из комнаты, в которой я срываю платье и буквально рву его на части.
Люблю, говоришь? Люблю? Сука!
Выхожу к гостям, перед которыми стоит Кристина, но вместо того чтобы смотреть на нее, они смотрят на экран. Все тело немеет. Я даже не знал, что тогда снимали. Кто снимал? А если бы знал, сжег бы запись, потому что такое никому нельзя показывать.
Бегу к аппаратной, за которой уже никого нет, но пока бегу, могу расслышать четкое: «Твоя дочка не такая уж чистая, как ты думал. Харитоша, сынок, прикрой зад. Ты выиграл спор, хотя в тебе и не сомневался». Перед тем как выдернуть провода, лишь на миг поднимаю голову к экрану, чтобы увидеть крупный план ошалевшего лица толстой девчонки. Всего миг, но все встает на свои места. Потому что это лицо юной Евы. Лицо Эвелины, которая была опозорена в нашем доме.
Среди гостей полная тишина. Но я не готов молчать.
— Пошли все вон!
И когда они не двигаются, продолжая палить меня взглядами, срываю цветы с арки, кидаю в толпу и ору:
— Пошли все вон! Свалите из моего дома! Вон! Вон!
Я буквально вышвыриваю людей из дома, толкаю, чувствую себя настоящим психом. Но могу успокоится только в тот момент, когда остаюсь наедине с тишиной. Теперь я могу полноценно схватится за волосы и взвыть, разрываемый осознанием, кем была моя невеста.
Конец!