– Вы убили моих близких! Вы похитили меня! Лишили меня чести, смысла жизни, достойного будущего! Вы меня уничтожили! Чего ещё мне бояться?
– Чего бояться? Вопрос очень интересный, – с усмешкой проговорил он, впиваясь ледяным взглядом прямо в череп, заглядывая в глаза Роуз с демонической издёвкой на лице. – Как насчёт… темноты? – хмыкнул он. – На этом корабле, знаешь ли, на нижней палубе, что находится сейчас прямо под нами, становится очень-очень темно сразу же, как только уносят факел. А ещё мыши и крысы – они просто очаровательны. Даже при свете огней эти наглые твари норовят прошмыгнуть под ноги, а уж в темноте?.. Я могу запереть тебя в трюме, оставив наедине с крысами.
Роуз презрительно дёрнула бровью:
– Уверена, общество крыс мне понравится больше вашего. Если уж выбор оставить за мной!
– А я уверен, что ты заблуждаешься. Ты просто не так близко общалась с крысами.
– Зато с вами – да. И уж лучше – крысы.
– Договорились. Не будешь жрать, отправлю тебя к ним в трюм. Хоть на что-то сгодятся твои тощие кости: пойдёшь им на корм. А посмеешь снова выкинуть нечто подобное тому, зачем я тебя застал, – глаза принца гневно сузились, а голос превратился с шипение, как у змея, – то следующую ночь разделишь не со мной, а с моей матроснёй. Со всяким, кому приглянутся твои прелести. Ты меня поняла?
Роуз с ненавистью смотрела в породистое, порочное лицо.
– Ты. Меня. Поняла? – чуть громче, чеканя каждое слово, как драгоценное монету, повторил он, впиваясь пальцами в предплечья девушки, как клешнёй. – Я не слышу ответа.
– Катитесь в ад. Уверена, вас там заждались.
Он снова ударил её. Тыльной стороной руки. Наотмашь. Сначала по одной щеке, потом по другой. Лицо загорелось, будто его обожгли.
– Я предупредил вас, сударыня. И мои враги, и мои друзья знают, что слово я держу. А выбор – он за вами. И раз уж вы испортили свою постель, спать будете на дерюге. Увидимся вечером, прекрасная дама.
Дождавшись, пока он выйдет, Роуз вне себя от ярости схватила глиняный горшок и запустила его вслед ненавистному врагу.
Она не попала в дверь. Горшок разбился о деревянную перегородку, разлетевшись на осколки.
Судя по всему, они плыли в тёплом море. Очень тёплом. Вскоре к душевным терзаниям и удушающей злобе, не оставляющей Роуз ни на секунду, добавилась немилосердная духота, да такая, что под открытым платьем из тонкого ситца она с ног до головы покрылась солёным потом, будто её окунули в морскую воду. Одинаково невыносимо было и ходить по каюте, и ложиться на растерзанное ложе. К тому же всё у неё болело: и душа, и тело.