— Ай-яй-яй, — сочувственно покачала головой старуха. — Сколько ж ты дохода теряешь, милок. Твоей жене сказать, уж она бы тебя отчитала.
— За то ты у нас, бабка Матрена, все лучше всех всегда знаешь. И сколько денег в чужом кошеле, и где чей муж гуляет, и кто сколько чарок в какой праздник выпил. Как только из дому выходить не боишься?
— Это ты на чтой-то намекаешь? Ась? — бабка приблизилась ко двору плотника. — Ты что, решил меня со свету сжить что ли?
— Да тебя сживешь, как же, — буркнул плотник.
— Вы только посмотрите, люди добрые, — заметив, что у их беседы появились свидетели, громко, чтобы слышно было даже на дальнем конце улицы, заявила бабка Матрена. — Старому человеку угрожают.
— Да ты, бабка Матрена, еще всех нас, включая царевича, переживешь.
— А ты не завидуй, — вызывая тихий смех, ответствовала бабка.
Постепенно перепалка набирала обороты. К плотнику присоединилось еще двое особо языкастых мужчин, но бабка могла дать им всем, да и еще десятку говорливых жителей, фору, а потом с легкостью переспорить всех разом. Василиса понимала, что сие действо грозит затянуться надолго, а потому, как бы ей этого ни хотелось, придется вмешаться. А то мало ли кто что не так поймет, потом еще стражу пришлют разгонять незаконный митинг. Или решат, что подворье Яги штурмуют, и вступятся. При этом бабка Матрена опять останется невиновной, а вот остальным соседям и попасть может под горячую руку.
Девушка убедилась, что выглядит прилично, дабы предстать перед притчей во языцех всего Городца: теплая юбка и валенки скрывают тонкие то ли лосины, то ли рейтузы, кофта согласно моде. Волосы собраны в косу, перевязаны лентой в точности по обычаям. Осталось только накинуть на плечи теплую шаль, и можно выходить.
— Василисушка, — окликнул домовой, — может не стоит. Пусть ее и дальше языком чешет.
— Боюсь, до того дочешется, что нам всем потом перед царем объяснятся до второго пришествия, — вздохнула девушка.
— И то верно, — согласились из-за печи. — Ну, ступай с Богом. Только платок не забудь.
Девушка подхватила большой теплый платок, закуталась в него и вышла на крыльцо.
— Что за шум? Где пожар? — нарочито громко поинтересовалась я.
— А, — тут же среагировала на голос юной лекарки бабка Матрена, — вот она, отравительница.
Прочий люд замер, глядя на Василису не то, чтобы со злобой, скорее с укоризной, мол, что же ты, голубка, дело-то до конца не довела.
— Да что вы, бабушка, — искренне удивилась девушка, — и в мыслях не держала зла вам причинить. Вот вам крест.
И Василиса широко перекрестилась на купола церкви, мысленно добавив, что, если бы хотела, то кое-кто бы по улицам города не рассекал. Уж на это у нее знаний хватило бы. Даже в этом мире она бы серную кислоту всяко создала. Люди ждали затаив дыхание. Даже жертва коварной отравительницы прониклась моментом и предпочла промолчать, отдав нечестивицу на суд Божий. Но гром не грянул, молнии девицу не поразили, земля не поглотила.