Если честно, даже странно, что Стефан с таким упоением пускается в эти малоприятные нюансы. Обыкновенно жертва старается забыть о насилии, или уж как минимум не рвется предаваться рефлексии.
— Не участвовал ли я в похищении шерла правителя, и не известно ли мне что-нибудь, что может помочь следствию, — равнодушно воспроизвел вопросы Стефан. — Спрашивали, с какой целью я покинул Аманиту и прибыл в Ледум.
Аманиту? Себастьян вновь был удивлен. Еще одно загадочное совпадение, если те вообще бывают. Так значит, Стефан тоже приехал из столицы? А ведь там они даже не пересеклись. Впрочем, древний город велик… даже Ледум пока не может соперничать с ним в размерах.
— Эту процедуру они повторили несколько раз, пока я, наконец, не впал в ступор, — мрачно продолжил Стефан. — Или может, это был глубокий обморок. Так или иначе, придя в себя, я совершенно ничего не помнил! Сознание было спутано, координация и речь нарушены. Долго я вообще не соображал, кто я и где нахожусь, но постепенно память стала восстанавливаться. Однако лучше бы я свихнулся или умер. Как теперь жить? Пропал я. Эти скоты забрали все сбережения: инструмент, камни, деньги за копию…
Стефан сокрушенно покачал головой и сел на смятую кровать. Та противно заскрипела, сопротивляясь давлению.
— Копию? — не понял Себастьян, разом превратившийся в слух.
— Да. Я разве не сказал? Я ведь сделал копию одного из «Глаз Дракона», превосходную копию, кстати, — не отличишь от подлинника… Черт, голова до сих пор раскалывается…
Себастьян обмер. Вот так новости. Всё интереснее и интереснее.
— А ты сознался в этом охотникам, Стефан? — осторожно спросил ювелир, присаживаясь рядом.
Тот надолго задумался, страдальчески морща лоб.
— Знаешь, Серафим, думаю, это был экспериментальный образец конвульсатора. Кажется, техника допроса только испытывалась. Может, они переборщили с разрядом, но уже после первого припадка я утратил всякую адекватность. Я был словно оглушен: плохо понимал, что происходит, что они говорят, что говорю я. Да и говорить-то было трудно: с губ текла клейкая слюна, выделялась какая-то дрянь, какая-то кровянистая пенистая мокрота. В груди клокотало. Помню, я что-то кричал… А что именно — черт его знает. Может быть, посылал их всех куда подальше… не помню…
Себастьян недоуменно нахмурился. Стефан вел себя всё неестественнее. Рассуждения его никак не укладывались в рамки поведения нормального человека. Возможно ли это — так отстраненно говорить о собственном допросе, пытках, делать выводы о страшном эксперименте, в котором якобы что-то пошло не так? Как будто и не с ним вовсе происходил кошмар… Всё это выглядело подозрительным. Или может, действительно было проще отстраниться, не принимать того, что произошло?