И все же, несмотря на такое богатство, Катон не был доволен сравнительно роскошной жизнью в Риме. Хотя он родился и вырос в столице, он чувствовал себя подавленным после того, как вернулся после многолетних кампаний на границах империи. Зловоние миллиона людей и животных, живущих в такой близости, было невыносимым, и он был поражен самим собой, как он мог не осознавать этого раньше. Более того, на оживленных улицах он чувствовал себя зажатым, словно мешок с зерном, плотно уложенный в зловонный трюм старого грузового корабля. А потом возникла необходимость осторожно пробираться через лабиринт социальной и политической жизни Рима. Где непреднамеренное пренебрежение кем-то могло невольно сотворить врага на всю жизнь. А учитывая правильные связи во дворце или среди преступного мира Субуры, такой враг мог оказаться действительно смертельным. Катон мог быть зарезан на переполненной улице или отравлен на пиру, даже не зная, по какому поводу.
По всем этим причинам он предпочитал жизнь в армии, где человек знал, кто его враги, и мог рассчитывать на своих товарищей. По большей части, вынужденно признал он. Влияние Рима могло распространяться на самые дальние уголки империи до тех, чье влияние считалось угрозой императору и его советникам. Однако сейчас Катон был уверен, что он слишком незначителен, чтобы подвергаться риску из-за такого внимания. Этого нельзя было сказать о командующем Корбулоне. Он вполне мог быть прекрасным солдатом, хорошо служившим Риму и завоевавшим уважение тех, кем он командовал. Он мог даже быть совершенно преданным любому императору, восседающему на троне, но это не спасло бы его, если бы его сочли слишком успешным.
Катон горько улыбнулся про себя. Таков был парадокс Империи. Хорошие полководцы были необходимы для защиты Рима от его врагов, но если такие люди окажутся слишком хорошими, их легко могут посчитать за еще одного врага. В этом случае они будут лишены своего командования и проведут остаток своих дней в Италии под пристальным вниманием имперских шпионов. Если бы им повезло меньше, их бы обвинили в каком-нибудь преступлении, караемом смертной казнью, и казнили бы или предложили более достойный выход – покончить с собой.
- Тебя что-нибудь беспокоит, господин?
Катон поднял глаза и увидел, что Петронелла внимательно за ним наблюдает. Он выдавил улыбку и пожал плечами. - Ничего, кроме обычного бремени командования. Могу ли я еще чем-нибудь помочь тебе подготовиться к завтрашнему дню?
- Вы уже сделали более чем достаточно. Без вашей ссуды это не было бы большим праздником. Не то чтобы Макрон был против. Вы знаете, какой он, не ценит всей этой суеты. Просто я хотела подарить ему день, который бы он запомнил, господин. Я полагаю, что и твоя покойная жена хотела бы, чтобы ты получил такой же день.