— Даже мысли такой не было, — не соврала в ответ. Села в машину и взглянула немного обиженно. — Не думала, что ты такой собственник. Бондарев только мой однокурсник, я уже говорила.
Нарочно не назвала происходящее ревностью, ведь для того, чтобы ревновать, нужно любить. А Валентин Петрович мне такого не говорил и вряд ли испытывал. Скорее, считал, что я принадлежу ему как какая-нибудь безделушка, прихоть искушенного во всех смыслах мужчины. Это он сделал меня привлекательной внешне и распутной внутренне и, как видно, полагал, что теперь все, что создал, принадлежит исключительно ему.
— Не думал, что ты можешь быть такой дурой, Комарова, — Залесский покачал головой. Завел машину, и авто резко сорвалось с места, ведомое крепкой рукой опытного водителя. — Может быть, ты и не испытываешь физического влечения к Бондареву, но это не значит, что он поступает так же. Только не говори, что он не пытался тебя соблазнить и держал при себе руки. Он лапал тебя?
Валентин закурил, как будто происходящее его сильно нервировало.
— Я бы не позволила Бондареву сделать ничего такого, — проговорила со вздохом. — Но да, он пытался пригласить меня на свидание. Я отказала. И вообще жалею, часто села к нему в машину, больше такой ошибки не повторю. Прости, если тебя это задело.
— Не задело, — бросил Валентин. Но по выражению лицо было понятно, что это не так. Он сделал глубокую затяжку и выбросил окурок, а после смерил меня продолжительным взглядом: — Ты меня с ума сведешь, Ирина.
В небесно-голубых глазах полыхала страсть.
— Так это ты из-за меня так нервничаешь?
Мне стало немного неловко. Нет, Валентина Петровича нельзя было назвать равнодушным, несмотря на все его попытки сохранять спокойствие. Он терял контроль над ситуацией, над собственными чувствами и ощущениями и, сдается, именно из-за этого бесился.
— Как так? — недовольно пробормотал он в ответ.
— Так, что начал курить, — сказала и, решив слегка разрядить напряженную обстановку, добавила: — Знаешь, теперь у продавцов ближайшего магазина увеличилась выручка. Девчонки блоками скупают сигареты и чадят каждую перемену в надежде увидеть тебя в неформальной обстановке.
План сработал: Валентин усмехнулся.
— Надо бросать, — решил он. Снова глянул в мою сторону — на этот раз с подозрением. — Не курил с подросткового возраста, и начинать вновь не стоило. Однажды отец застукал меня за этим занятием и хорошенько проучил. Нет, он меня не бил, а наказал молчанием. Не разговаривал со мной больше недели, для меня это было пыткой. Он был моим лучшим другом и главным советчиком.