Суровая консьержка, огромная, толстая пробуравила их насквозь острым, режущим взглядом. Она долго мытарила их – «Чьи» и «К кому», но явно просто так, из любопытства, потому что перед ней лежала здоровенная бумага со списком гостей, расписанная каллиграфическим профессорским почерком Владимира Аристофановича, отца Электры.
Наконец тетка успокоилась и выудила из проверяемой сумки румяный пирожок с капустой.
Надо ж! Как пахнет…
«Берите-берите! Там еще с рисом – вкусныеее», – сами от себя не ожидая, залебезили девушки.
– Идти куда, знаете? Или сопроводить?
– Мы найдем, нам бы только до лифта…
Алька с Лилькой совсем растерялись в этом блестяще-мрачном, мраморно-шикарном великолепии, и им уже хотелось побыстрее выскочить на снежную улицу, чтобы вздохнуть свежий воздух.
– Идите через вестибюль прямо, вон по той лестнице поднимитесь, потом, мимо вазона с фикусом пройдете и налево. Там лифты.
Девчонки бегом, забыв о тяжести, проскочили по лестнице и остановились у лифта. Громоздкая дверь, наполовину в ажурных решетках, наполовину деревянная, казалась входом в иной мир. Почти не дыша, долго стояли перед лифтом, не зная, что нажать, и вдруг веселый голос зазвенел колокольчиком.
– Ну что замерли? Страшно? То-то, куры!
Кто еще может так, в этом великолепии, хрипловатым не девичьим басом? Конечно, Электра! Несмотря на интеллигентнейшее воспитание, знание языков, уроки музыки, балета и верховой езды у девушки был норов, как у строптивой лошади, внешность козы, а манеры и привычки лихой комбайнерши. Она пальцем ткнула куда- то в стенку и зеркально-черное нутро лифта распахнулось плотоядно, одним махом заглотив трех девчонок.
Притулившись сутуловатой спиной к проему между стеной и зеркалом, прищурившись, осмотрела прямые мешковатые пальто Альки и Лильки и присвистнула как-то странно, уголком рта.
– Фьииии. Говорю ж куры! Где вы польта-то такие понабрали, у матерей, что ли? Лучше б в шубчишках своих пришли, а то прям видно, что с чужого плеча. Лильк! У тебя прям особенно, на твоем- то тельце птичьем – ну точно чехол. Ну да ладно!
У самой Электры шубка была невесомая, беленькая, пушистая. И такая же шапка. И сапожки белые, все заграничное. То, что отец ей все из-за границы привозил, никто даже не скрывал, уж больно папа всесилен. Правда одежда Снегурочки в Снегурочку девушку не превращала. Худое, немного жилистое тело с сутуловатой спиной, руки с большими, слегка костлявыми кистями, широкие плечи, узкие бедра. Ноги стройные, но с узловатыми, как у кузнечика, коленями. Да еще лицо… Острый длинный нос, кончик которого слегка шевелился, если девушка начинала говорить чуть эмоциональнее обычного, маленькие, черные глазки с острым взглядом мыши, всегда бледноватая, даже желтоватая кожа – Электра была, скорее некрасивой. Но неожиданная улыбка, яркая, обезоруживающая, белоснежная и поток длинных прямых черных волос, про которые говорят «вороново крыло», ее очень красили. И ямочки на щеках. И еще гиперсексуальность молодой самки, которая лезла из всех пор. Девчонки не понимали, что за ток исходит от их подружки. Но тоже его чувствовали. Короче, кого не спроси из знакомых Электры о её внешности, никто толком ничего сказать не мог! «Приятная», " Интересная», «Оригинальная» – так в основном ее характеризовали окружающие.