И коей мерой меряете. Часть 1. Алька (Критская) - страница 34


– Ну и ну! А еще Вершитель добра. Не стыдно? Думаешь правильно лишнее давать, не заслуженное?


Мастер Мер укоризненно качал головой, стоя над воробьем. Тот отполз подальше, крадучись подобрал последний шар и покраснел. Вернее – порозовел, как воздух на просыпающейся заре. Он быстро скакнул в окно, расправил мохнатые белые крылья и сделал плавный круг, потом еще один, и скрылся в тумане. Мастер погрозил ему пальцем и обернулся.

В комнате, еще совсем недавно, светлой, пронизанной солнцем и напитанной ароматами цветов, стало сумрачно и холодно. Белоснежная занавеска посерела и больше не пропускала лучи. Откуда-то подуло сквозняком, ветерок принес запах серы и еще чего-то неприятного, гнилостного.

Вокруг стола столпились серые тени. Небольшие крылья, похожие на крылья мух, издавали неприятный острый звук – зззз…

Они молча выстроились в очередь и подходили по одному, протягивая черную чашечку -пиалу.

Мастер Мер, зажав нос рукой, всматривался долго в каждую тень и раскладывал тяжелые, свинцовые шарики.


– Хоть вы и Вершители Зла, не торопитесь решать их судьбу!


Он говорил важно, басом, стараясь, чтобы каждый услышал.


– Дайте им осознать свою ошибку, исправить ее, ведь коль раз этот шар дадите, уже не возьмете назад. Душу-то погубить легко, спасти трудно. Ты вот!


Он поманил пальцем высокую, худую, серую тень.


– Знаешь, за что карал?


…Над сгорбленной фигурой высокого парня, сидящего в заснеженном парке, на лавке, бессильно опустившем голову, струилось серое облако. Оно опускалось на плечи пепельной дымкой и холодило, холодило, проникая к самому сердцу.

– Поди здесь – реши. Зло она совершила, конечно, зло. И обман. Но ведь одумалась! Как быть?

Серая тень, поворчав, отшатнулась, взлетела и растворилась среди деревьев. Парень плакал. Совсем озябнув, бессильно поднялся и побрел по дорожке, оставляя длинные, глубокие следы…


***

Поезд стучал по стыкам рельс сонно и умиротворяюще. Вокруг уже расстилались степи, и врывался запах пробуждающегося лета, острый и пряный. Дикая боль в сердце у Альки постепенно утихла, и только в глазах по-прежнему резало до слез при воспоминании о нестерпимом блеске кольца, брошенного Эдом на грязный стол в недорогом кафе у дороги. Он сказал ей тогда всего пару слов… Развернулся и ушел.

Алька забыла эти слова. Она их точно забыла. Навсегда. И никогда не вспомнит. Она помнила только грязный стол, весь в крошках, жирный на ощупь, как восковой. И эти крошки никак не хотели сметаться, липли к рукам. А грязно-серый шарик со странным запахом гниловатого лука скатился сразу куда-то вниз, не дай бог в сумку попал!