— Нет, — заключил огневик после длинной паузы. — Родителям наплевать на богатство твоего рода, а мне тем более. Выиграем отборочные, возьмём призовое место на королевских играх — заработаем для своих семей столько, сколько захотим. Так что никто не станет отказываться от шанса окольцевать меня из-за финансовой несостоятельности твоей семьи. Завтра ты станешь моей невестой.
— Лайонс, уймись! Я — твоя компаньонка на то время, пока ты не научишься контролировать своё пламя. И невестой становится не собираюсь.
— Сейчас моя мать зла, она и впрямь может устроить скандал, — попытался надавить на меня боевик. Он встал с кровати, обошëл её и приблизился ко мне. Остановился на расстоянии пары метров. — А через три месяца, когда мы по закону сможем расторгнуть помолвку, — она успокоится. И вредить тебе не станет. Всё, что нам нужно, это девяносто дней поиграть в пару. Потом — расстанемся. Всем вокруг скажем, что просто не сошлись характерами. Нам поверят без вопросов.
— Потому что у тебя характер — мерзачайший!
— От стервы слышу, — хмыкнул Марк. — Так что? Договорились?
Мне захотелось ударить напарника. Облить его ледяной водой так, чтобы он визжал словно девчонка, а потом догнать его мать и высказать всё, что думаю по поводу шантажа. Семейка, конечно, что надо! Сразу видно, в кого огневик пошёл характером. Достаточно только вспомнить, как он угрожал мне выдать, чем я занимаюсь в библиотеке до ночи.
— Тебе придётся познакомиться с моими родителями, — я поморщилась, будто в комнате дурно пахло. На деле пахло неприятностями. Большими проблемами воняло.
— Уверен, я справлюсь, — он усмехнулся. — Если с младшей леди Хайм нашёл общий язык, то со старшей точно совладаю.
Я промолчала. Знала, что нужно рассказать Марку об особенности своей семьи, но не смогла выдавить из себя ни слова. Перед глазами стояла сцена нашей последней встречи. Злое лицо отца, заплаканное — мамы.
"Она мертва, Милла! Смирись и живи дальше!"
Этот разговор повторялся снова и снова. Они кричали, что Шарлотты больше нет. Я отвечала, что под её могильной плитой нет тела. Значит, я буду искать сестру, пока не найду её живой или мëртвой. Потом папа корил меня за то, что мучаю всех вокруг. Обвинял в равнодушии и эгоизме.
— Я, наверное, лучше в гостевой переночую, — замялся Лайонс. Только когда за ним закрылась дверь, я поняла, что плакала. Вкус соли на губах, ощущение острой боли где-то в груди и мерзкие мысли об одиночестве грызли меня до самого утра. Я привычно изводила себя теориями и догадками. Думала, как бы всё сложилось, будь я рядом с Лотти, а не в другом городе. Сумела бы вовремя вразумить сестру?