- Да, - безжалостно подтвердила Анна.
- Треш какой-то! - возмутилась Камилла, но всё же принялась одеваться. Анна терпеливо ждала. В ванной было тепло, и она уже почти согрелась, но всё равно хотела принять душ.
- Я не утонула в море, зато сейчас утону в этой одежде, - ворчала орнитологиня. Джинсы и правда были ей велики.
- Вы попросите у хозяина верёвку, - посоветовала Анна.
- В свете последних событий звучит как-то угрожающе, - мрачно заметила Камилла.
- Что вы имеете в виду?
Камилла замерла, пару раз моргнула, как будто не зная, сказать что-то или нет, но всё же ответила:
- А то, что я не сама упала с причала. Меня кто-то столкнул.
- Кто?!
- Если бы я знала...
Глава 23. Беседы и встречи
Когда дверь за Камиллой закрылась, Анна встала под душ, включила горячую воду и замерла. Ей снова стало страшно, как накануне вечером. Неужели Камиллу и правда кто-то толкнул? Или это глупая шутка молоденькой девочки, которая, как успела заметить Анна, любит привлекать к себе внимание и эпатировать окружающих?
Так ничего и не надумав, но зато окончательно согревшись, Анна встала на жёсткий коврик, вытерлась и принялась одеваться. Вторая пара джинсов и ей была велика в бёдрах, хотя и не так сильно, как тоненькой Камилле, зато значительно сильнее пришлось подворачивать штанины: в отличие от орнитологини Анна не могла похвастать модельным ростом и длиннющими, если не от ушей, то от подмышек точно, ногами.
Вещи пахли свежестью и едва уловимо человеком. Судя по размеру, они принадлежали не невысокому маячнику, а его сыну, который перерос отца чуть ли не на две головы. Анна втянула незнакомый запах и замерла: он ей показался очень приятным, настолько приятным, что она закрыла глаза и уткнулась носом в рубашку. Да, точно, так мог пахнуть только Хранитель. Немногословный, смелый, решительный, способный кинуться в штормовое море, чтобы спасти тонущего человека, которого даже не знает. И нежный сын, на руках перетаскивающий тяжело раненного отца из лодки на катер… Подумав об этом, Анна тут же вспомнила лицо Хранителя в тот момент и закусила губу: его боль почему-то тут же отзывалась в её душе. Нет, он совершенно точно не мог навредить отцу. Потому что в страдании сына не было ничего показного, нарочитого. Наоборот, он явно старался казаться спокойным, не показывать своего горя. Но эти глаза, эти побледневшие губы и окаменевшее лицо…
Анна оделась и решительно вышла из ванной. Она должна поговорить с Матвеем и рассказать ему о словах Камиллы и том разговоре, который слышала накануне исчезновения Василия.