05.06.2017
Количество высказанных слов в жизни мужчин ограничено природой. И те, кто вовремя об этом догадался, ценят каждое своё слово. Болтуны могут жить долго, но будь они сдержаннее хотя бы в нецензурной брани, то жили бы ещё дольше.
Распространён тюремный миф, будто за решёткой не матерятся. В московских СИЗО я не раз слышал фантазии, дескать в таёжных лагерях сидят молчаливые бруталы. Побывав и там, и там, я развеял для себя оба этих заблуждения.
Когда-то в «чёрном» московском изоляторе, «смотрящий за хатой» разъяснял мне нормы тюремного бытия. И следить за своим языком, в том числе и по части матерных выражений, им было выделено тогда особенно.
Молодой, но уже опытный зек рассказывал мне об едином укладе тюремно-лагерной жизни, о кастах - «мастях» арестантов, о понятиях преступного мира, нарушение которых влекло за собой неотвратимое наказание, о нормах поведения арестантов и их общения друг с другом.
Так, например, послать блатного зека, а тем более «бродягу» или «жулика» на три буквы было сродни самоубийству. По тюремным понятиям оскорбленный арестант имел полное право на защиту своей чести. А цена её – «здравость», здоровье, а то и жизнь обидчика. Но если оскорбленный спускал ситуацию «на тормозах» или сводил её к шутке, то уже он рисковал потерять не только уважение к себе, но и право голоса в преступном мире.
Именно поэтому в советских тюрьмах и лагерях, где арестантские традиции чтились вплоть до середины 90-х, за речью строго следили и даже в пылу горячки зазря словами не бросались. Новоприбывшим арестантам «смотрящие» доходчиво объясняли, что к произнесенному невзначай матерку бывалые «акулы» могут так крепко прицепиться, что жертва своего языка будет вынуждена «шестерить» на них до конца своего срока заключения.
Шли годы, менялась страна, изменились и тюремные устои. Былые понятия размывались, в тюрьмы проникли наркотики, а в блатные души коммерция. В «чёрных» тюрьмах появились «красные хаты», где беспредельщики выбивали у бедолаг явки с повинной, а заодно и их недвижимое имущество.
Естественно, менялась и речь. За мат «предъявляли» уже не так рьяно, поясняя брань якобы недопониманием зеков. «Не плодить козлов» стало распространенным объяснением всех тех случаев, когда старому преступному миру приходилось закрывать глаза на проделки нового поколения ошалевших арестантов.