- Уважаемый, ты мне на ногу наступил. Будь любезен, слезь с неё.
- Чё?!
- Слышь, залупа конская, с ноги моей спрыгни, не то е*альник твой разлетится!
- Э, ты чё так базаришь?
- А то, дол*оёб, что ты нормальных слов не понимаешь!
Примерно так.
Стоило мне к просьбе добавить пару ядрёных слов, как о чудо, я будто снимал шапку-невидимку. Меня не только замечали, но и мгновенно выполняли требование. Я словно поворачивал в людях ключ зажигания.
Когда-то я был уверен, что обильно матерятся только в армии и на стройке. Теперь же я знаю, что таков стиль общения и на многих зонах. Мне это не нравится, но мат уже вошёл в привычку и у меня.
Проведя в лагерном мире годы, я и сам стал его частью. Даже в своих дневниках первое время я писал только об окружающем меня «параллельном мире», но за пару лет до конца путешествия я обратился в мир внутренний. И большой разницы не заметил.
Когда-то я ещё пытался огородить себя от влияния местного контингента, силился не замечать массу наркоманов, гопников и агрессивных малолеток. Недоучившаяся в школе молодёжь, съехавшая с катушек от дешёвых энергетиков и синтетических наркотиков, считала меня выпендрёжником и «ботаном», умные слова не чтила и уважение проявляла только к хамству.
Когда живёшь среди алкоголиков, сложно не спиться самому. Так и с жизнью среди зеков – годик-другой ещё можно избегать влияния чужого бескультурья, но с большим сроком в это дерьмо погружаешься с головой. И на дне выгребной ямы так обрастаешь чужими привычками с жаргонно-матерными оборотами, что выбраться становится всё сложнее.
Однако моя исследовательская миссия подходит к концу, до выхода из «параллельного мира» осталось чуть больше года. Я решил запустить процесс восстановления своей психики, начать социализацию к той воле, воспоминания о которой, как мне казалось, ещё пока остались. Я начал избавляться от прилипших ракушек, и первое, что было в моём плане - контроль за речью.
Уже могу сказать — это невероятно сложное дело. Ведь среда обитания не меняется! Теперь, прежде чем высказаться, я замираю и фильтрую мысль сквозь внутреннего цензора. Из-за этого появилось ощущение, будто мой мозг сковало панцирем. Он и так жил в постоянном стрессе и напряжении, а тут вдруг ещё одно необычное занятие. Я стал тормозить в речи, не сразу отвечал на вопросы и, в целом, всё привело к тому, что я стал больше молчать. Так проще не ругаться.
Чистка мыслей превратилась в медитацию. Из-за постоянного контроля речи и концентрации на ней я всё чаще был в моменте, у меня появилась ещё большая осознанность. Мне задавали вопрос или задевали плечом, я делал вдох, мысленно представлял вариант ответа, убирал из него мат и только тогда проговаривал оставшееся. Его было всё меньше, и постепенно молчание стало моей привычкой. Я ставил эксперимент - сколько минимально можно проговорить слов за день. Окружающие думали, что у меня депрессия, я замкнулся, но и свои дурацкие вопросы задавали мне всё реже.