— Ты что? Не надо этого! — Алиша отодвинулась.
— Сухая ты вся, — Густав покачал головой. — Тебе нужно больше есть.
— Опять за своё.
— Так Сц…
Фермер не договорил. Сцинка его остановила.
— Я Алиша, — и пока Густав не опомнился, она натянула свои штаны и поднялась.
— У таких как я могут быть и губы и тело отравлены. У меня нет, меня выгнали раньше, чем обучили ядам. Но я недавно убила одну пропитанную отравой женщину. Так что ты лучше помойся и поскорее!
— Алиша, значит. Что ты такое говоришь, Алиша?
— Рассказываю тебе, что знаю. Больше ведь я и не знаю ничего.
Сцинка плотнее запахнулась, чтобы сохранить тепло на своём теле, вернулась за стол, потребовав карту. Долго и основательно, со всеми подходами, тропами и приметами, она расписывала местонахождение своих тайников. Густав слушал внимательно, но всё чаще зевал. Наконец, сказал:
— Алиша, пойдём уже спать.
— Так иди, а мне нужно закончить, — Сцинка продолжила размечать карту.
— Пойдём вместе, закончишь утром, до завтрака.
Алиша сообразила, что фермер зовёт её спать с собой. Прислушалась к зарождающейся тоске по теплу, которое уже начало рассеиваться. Мир холоден и велик, а она, хоть и убийца, тоже ещё чуть живая, значит, хочет тепла. Ящерицы греются, пока могут, тепла на сколько-то да хватает. Но Густав заслуживает живую женщину, и Сцинка говорит:
— Ты иди пока, я попозже.
Она хотела сказать другое, что произнести так и не отважилась. Хотела признаться, что она умирает. Что не надо целовать мёртвых. И спать с ними не надо.
Ушли рано. Лавиния не понимала, к чему такая спешка? Когда Сцинка вернулась ночью, Мадам сонно шепнула:
— Пришёл всё-таки.
Алиша буркнула:
— Это я. Спи.
Лавинья повздыхала, сказала, кажется, что жаль, и сразу опять заснула.
Утром наспех позавтракали, о еде беспокоилась сама Мадам Делавинь. Фермера не было. Алиша предположила, что он или уже в поле, или в загоне для скота, раздаёт животным корм. Тем лучше. Покидав кое-какую снедь в мешки, вышли. Лавиния шутливо поклонилась дому, отпустив какую-то весёлую присказку, оглянулась, увидела кого-то в поле, должно-быть, решила, что это фермер и бодро пошла вперёд. Сцинка, покачав головой, шагнула было следом. Её схватили за руку.
— Сбегаешь?
Алиша отметила, что слегка оглохла на правое ухо. Плохо это, лучше бы, чтоб прошло. Чужой руки она не сбросила и даже не потянулась за ножом. Узнала по приближающимся шагам и первому до сказанной фразы вдоху, что это Густав. А всё же поздно узнала, подпустила близко.
— Уходить нам пора.
— Так ли надо? И не попрощавшись, — Густав взглянул на болтающую с его работником Лавинию.