Ноздри заполнил чистый, резкий запах свежего сена. Денники «Таттерсолза» содержатся лучше, чем многие публичные дома Лондона или, если уж на то пошло, армейские лагеря. Все ради конской элиты и благородных клиентов, которым пытаются угодить торговцы лошадьми.
Бенедикт мягко отпустил копыто, и кобыла снова встала на все четыре ноги. Хвост хлестнул, отгоняя несуществующую муху. Ревелсток похлопал ее по тяжелому крупу, и могучие мышцы дернулись от его прикосновения.
— На скачках в Ньюмаркете ты отлично пробежала, верно?
Она тоненько заржала в знак согласия.
Подойдя к голове, Бенедикт вытащил из кармана пальто морковку и поднес кобыле на раскрытой ладони. Мягкие бархатные губы подобрали угощение. Кобыла захрустела морковкой и ткнулась носом в ладонь, рассчитывая на добавку. Умные влажные глаза смотрели на Бенедикта.
Он протянул руку и погладил белую полосу на ее морде.
— Экая досада с этой. — Услышав грубый акцент конюха, Бенедикт поднял глаза. — Ежели хотите беговую, вам бы лучше поглядеть вон тама. Эта такие надежды подавала, покуда не сломалась.
— Я приехал на рынок не за скакуном. Мне нужна племенная кобыла.
Конюх оперся локтем на стенку денника.
— Ну, тут ее никто не побьет. Эдакая родословная. Ейное потомство пять лет подряд побеждало в Аскоте, это уж точно.
— Ты уже все? — послышался в проходе утомленный голос Аппертона. — У меня есть неотложное дело, никак не связанное с конской плотью.
Проглотив напрашивающийся ответ по поводу не лучшего вкуса Аппертона в любовницах, Бенедикт последний раз хлопнул кобылу по крупу и вышел из денника, запомнив кличку и номер лота.
Нефертари. Королевское имя для призера.
Аппертон стоял, прислонясь к дверке пустого денника, скрестив руки на парчовом жилете и выставив вперед одну ногу. На фоне грубо обработанного дерева и тюков соломы его начищенные гессенские сапоги, замысловатый узел галстука и искусно взлохмаченные песочного цвета волосы казались крайне неуместными. Этот человек мог, конечно, воображать себя денди, но Бенедикт знал его как верного, преданного друга.
— С каких это пор ты начал возражать против лошадей? — поинтересовался Ревелсток.
— Вовсе я не возражаю. — Аппертон оттолкнулся от стенки. — Я их люблю, когда они выигрывают мои ставки. Просто предпочитаю не взаимодействовать с этими созданиями. Уж если я со всех сторон наглаживаю существо женского пола и бормочу милые пустячки, то мне хочется, чтобы оно ответило взаимностью.
Бенедикт выгнул бровь.
— И когда в последний раз женщина подпустила тебя так близко?
Раздувшись в фальшивом негодовании, Аппертон ткнул пальцем в сторону друга, который уже приготовился к словесному обстрелу, но так его и не дождался. Аппертон вдруг что-то буркнул, глядя поверх плеча Бенедикта.