Глубоко внутри что-то лопнуло, и по венам хлынуло неистовое, безрассудное чувство. К черту их всех мать, отца, общество. К черту Джулию, а главное — к черту Кливдена. Пусть катится к дьяволу!
София положила ладонь на щеку Руфуса, полностью прикрыв шрам, и прильнула к его губам.
Он приоткрыл рот, призывая ее к тому же, требуя подчинения. Нежность исчезла, сменившись обжигающим жаром и властной потребностью. Егo язык ворвался ей в рот.
По сравнению с мощью этого штурма их прежние поцелуи можно было сравнить лишь с трепетом крыльев бабочки. А это была битва, и Хайгейт жаждал ни много ни мало — полного подчинения.
Боже милостивый, как ей хотелось сдаться!
Он оторвался от ее губ, начал целовать щеки, шею, ключицы. София только и могла, что цепляться за него и запрокидывать голову, предлагая и он с готовностъю принимал предложение.
Его губы скользнули ниже, прижались к груди над лифом, и в горле Софии зародился стон. Она приоткрыла губы и застонала вслух.
Руфус внезапно оттолкнул ее. В ушах стучало: тук-тук, тук-тук. В полном замешательстве София открыла глаза и посмотрела на него из-под полуприкрытых век.
Его обычно аккуратно причесанные волосы торчали во все стороны. Это что, она такое сделала? Тук-тук. София посмотрела на свои руки, ожидая увидеть между пальцами земные пряди.
— Мы играем с огнем, София.
Нельзя позволять ему называть себя по имени. Вообще ничего нельзя ему позволять. Она открыла рот, собираясь возразить, но Руфус приложил палец к ее губам.
— Учитывая обстоятельства, я полагаю, меня можно простить за то, что я зову вас по имени. В вас столько невинности и столько страсти. Как бы мне хотелось поехать вместе с вами к себе домой и позволить вам не спеша познать собственные глубины.
Обещание запретного, прозвучавшее в его настойчивых словах, прожгло душу и хлынуло в кровь. В эту секунду она жаждала запретного.
— Но нужно понимать, если мы продолжим, то вы и в самом деле будете обесчещены, а нашей помолвке придется завершиться браком.
Безрассудность подтолкнула ее к ответу.
— Я гроша ломаного не дам за свою репутацию. Только не после сегодняшнего вечера. Замуж я теперь никогда не выйду, поэтому рядом со мной не будет никого, кто узнает, сохранила я целомудрие или нет.
Руфус пальцем приподнял ее подбородок.
— Я узнаю. И не могу рисковать, наградив вас ребенком. На моей совести и так достаточно всего.
При намеке на его брак София зажмурилась.
— Я не верю, что вы убили свою жену.
— Ваше доверие согревает мне сердце, но если быть до конца честным, то в известном смысле именно я ее и убил.