— А как же ты… Как отпустил он тебя? — Аринка замолкла, а Наташа подумавши, ответ дала.
— Сказала, что не люб он мне. Не поверил сразу-то. А я ему, мол, надоел, остыла я. Что шебутной он, игреливый, чуб отрастил, а ума не нажил, — Наталья заплакала, тихо так, горестно. — Все соврала. За то и любила, Ариш. Разумеешь ли ты меня?
— Поверил? — Аринка обняла подругу. — Неужто, отпустил вот так?
— Отпустил. В дурное-то верится охотнее, а я постаралась. Лучше на мне будет грех, чем на нем. Ему высоко летать, а мне камнем на его шее быть невозможно.
Вздрогнула Ариша, крепче обняла светлую девушку, сама слезу уронила на подружкино плечо. Постояли малёхо и пошли дальше. Так и жизнь… Застынешь в горе-то, перемелешь, да и дальше ступать надобно, не стоять же истуканом.
Вечером у Аринкиных ворот толклись Дёмка с Машкой.
— Иди нето! Что копаешься, как кура в зернах? — Машка притоптывала сапожком, косу теребила, видать не терпелось гулять пойти.
— Рыжая, ты бы не наряжалась, — потешался Демьян. — Бежать-то надо прытко! Упадешь, запону угваздаешь. Бери, что поплоше.
Сам Демка был в обычной рубахе, портах и удобных сапожках. И то верно! Гулянки-то не чинные, так к чему боярский кафтан? Да и Машка проще была.
— Бегу! — Аринка скатилась с крылечка. — Идемте. Я туесок малый прихватила.
Брат с сестрой ажник смехом подавились.
— Дурёха, туда ж не за ягодами ходят.
— А зачем? — хлопала Аринка длинными ресницами, удивлялась.
— Челомкаться по углам, глупая, — Дёмка шапку-то свою на макушку сдвинул, подмигнул залихватски.
Аринка туесок на скамье-то и кинула. Шли бодро, будто чуя веселье. Да на дороге-то не одни были! Со всех подворий молодежь сыпалась, собиралась. Кучками шли, смеялись, аж воздух звенел.
У подворья деда Мартына собрались все, замолкли, будто ждали чего-то.
— Вона, село! — пухлая дочка кожевенного мастера, Мавра, указывала перстом на Воловью горку.
Аринка глянула, да узрела — солнце боком своим коснулось верха горушки низенькой.
— Идем, нето. Токмо тихо давай, а не как в прошлом годе, — скомандовал Демьян, и его послушались.
Двинулись большой толпой к кустам с жимолостью, что росли за забором деда Мартынки. Тихо стали обирать ягоды, шуршали ветвями, да и смех сдерживать трудно стало.
Дед Мартын сидел на скамеечке возле домка своего, щурился слеповато на темнеющее небо. Рядом с ним пес — сивый, старый. Положил башку свою седую на колено хозяина, глаза прикрыл. Дед пса гладил, жалел.
— Ну что, Снетко, пора нето? — взялся рукой узловатой за палку, что припасена была уж с утра. — Пойдем-ка, шуганём ребяток. Пусть себе бегут-радуются. Много ли у них счастья?