Как в тусклом блеске волны все неслись,
Вздымаясь, падая, давая знак
Явиться смене. Точно рока шаг,
Был шаг тех мощных, молчаливых сил.
Но пал туман, и саван волны скрыл.
Мазилке горн туманный дан. Без слов
На юте стал он, в рог трубя; и рос
Призыв морской — трубы гнусавый рев.
Чтоб встречный лед сигнальный отзвук нес.
Рог лаял, как отставший в чаще пес,
В тоске, один; немолчно лаял рог.
Туман к волнам в молчаньи тяжко лег.
Туман густел; и сгинул клипер вдруг,
Стихией скрытый; был окутан он
Покровом смерти: так наш жалкий дух
Спешит во тьму, хоть ею устрашен.
Тогда из волн поднялось нечто: стон.
Шум безнадежно-грустный прозвучал,
Как будто нá берег скатился вал.
Печали полн и вновь печален, дик,
Из ночи этот мощный возглас рос;
Мазилка весь дрожал в тот страшный миг.
Кто плыл пустынею морской? Кто нес
Стон побежденных, полный горьких грез
О море, отнятом у них? Чьих мук
В ночь смерти поднимался скорбный звук?
"Киты!" — сказал моряк. Они всю ночь
Вторили рогу, грустно речь вели.
Они разбиты; им страдать невмочь.
Но их унизить беды не могли.
Тьму полня, в ночь они свой стон несли,
И слышать мог, у борта став, матрос -
Вздыхало море, рога возглас рос.
Ничто. Стена. Последняя черта.
Здесь жизни нет, и проблеск здесь убит.
Мазилка знал: ограда заперта,
За нею зреет мысль, и образ скрыт.
Он знал: гром грянет, пламя ослепит -
Сметет ограду и, пронзивши ум,
Все ясным сделает без слов, без дум.
Так ночь прошла; рассвет не наступал,
Лишь слабый свет вещал, что мрак сражен,
Да альбатрос, как дьявол, гоготал,
Туман навис свинцом, сближался он,
Как стены алых молчаливых скал,
Как боги, чей — на страже — грозен лик.
Он отступал и снова к мачтам ник.
Как острова, как бездны, мрака полн,
Туман, могуч, угрюм, зловеще ал,
Замкнул в колодец поле зримых волн
И, зыбясь тихо, исполосовал
В кровь небо там, где солнце он скрывал.
Чуть брезжил день; и птицы, разлетясь,
Бурлили воду, с криками кружась.
Снег начал падать, мелкий и густой,
И весь небесный свод из глаз исчез
Под грязновато-белой пеленой.
Колеблясь, падая, ряды завес
Корабль в море скрыли, гладь небес,
Окутав тросы, мачту опушив
И самый воздух новым заменив.
И воздух полнил, будто мерный стон:
Рога, казалось, пели в безднах туч -
Поверженных богов ли вечный сон
Иль солнца смерть, чей изгнан тусклый луч,
Но мерно шел в снега тот стон, могуч.
"Прелюдии", — Мазилка заключил.
Метель прошла, и солнца луч скользил:
Сверкнет, минуя мрак одной тюрьмы,
Тюрьме другой, что, шире и мрачней.
Скалою темной выросла из тьмы,
Чтоб дверь последнюю закрыть плотней.