— Да, пожалуйста. — глядя на меня в упор, он протягивает руку к прозрачной сахарнице, и не глядя ставит её передо мной. Даже не моргнув.
Я улыбаюсь. Отчего-то мне кажется забавным, что Роман Зверь настолько хорошо ориентируется на кухне, пусть и на своей собственной. Если бы меня, например, Олька попросила подать сахар… Ну я бы точно не глядя его не нашла.
— Ложечку, пожалуйста, должна же я чем-то размешать сахар. — прищурившись, прошу я.
Он отворачивается и выдвигает один из ящиков. Поворачивается уже с чайной ложкой в руках, которую тут же опускает в мою чашку.
— А сладенького не найдётся? — не знаю, кто меня тянет за язык. Более нелепого и странного кофепития у меня в жизни не было!
— Конечно. — он озорно улыбается, отчего у меня дух перехватывает. Настолько эта открытая улыбка преображает его лицо, что оно кажется таким добрым, таким мальчишеским…
Сахарница движется по столу к моей правой руке, вторя движению пальцев мужчины.
— Пожалуйста.
Ну да ладно. Не будем заострять на этом внимание. Я вообще-то о печенюшке какой-то спрашивала или конфетке.
Наклоняю сахарницу, невозмутимо помешивая ложкой кофе. Я вообще люблю всё сладкое. Не только мучное и различные сладости, но и напитки. Пробую на вкус и замираю.
— Он же холодный… — проглотив остывший кофе, морщусь и возвращаю мужчине ложку.
— Ага! Поехали? — уверенным броском он отправляет ложку в раковину и вновь выжидательно смотрит на меня.
Да сейчас!
Фыркнув, иду с чашкой к одной из микроволновок. Мы люди не гордые. Мы и подогреть можем.
Ставлю чашку в микроволновку. Прежде чем закрыть дверцу, замечаю смуглого накаченного мужчину на ней в набедренной повязке.
Где-то я уже его видела… Шварц, что ли?
Поворачиваю чашку другой стороной и цепенею. Почерком моего отца на ней выгравировано: «Другу, на долгую память. Конон. 12. 03. 2010.»
Конон, Конан… Почему я раньше об этом не подумала? Кажется, мы с мамой несколько раз смотрели этот старый фильм.
— Это…почерк моего отца… — пальцы сами собой касаются незначительных углублений. Веду подушечками, вторя буквам и символам. На душе становится теплее.
— Я знал, что ты оценишь… — горячий шёпот обжигает макушку. Опять он подкрадывается… — Выбирал.
Мне не нравятся ни выступившие на коже мурашки, ни тембр его голоса, ни то, что я чувствую тепло его тела.
— Поехали, куда там ты собирался ехать. — резко отхожу в сторону, поворачиваясь к нему лицом. Он выглядит недовольным.
— Есть, конечно. — он пожимает плечами, кивая в сторону выхода из кухни.
— Мы, типа, в ресторан едем? — интересуюсь я.
— Типа.