- Нет, конечно. Меня Ираида Степановна на пушечный выстрел не подпускает. Она считает, что я – плохая мать, и что плохо влияю на сына. И что младшего я практически уже загубила, а уж старшего она мне не отдаст. А я и не сопротивлялась. Я против нее никто. Она – тертый калач, всю жизнь в райкомах да парткомах... Заговорит, перевернет все, нашельмует, и получится, что это меня надо было сажать, а не мужа... Я, конечно, перед Вовкой виновата. Надо было бороться за него. Но, знаешь, он настолько во всем похож на отца, что, если честно, я его тоже как-то побаивалась, что ли.
- Рыбка, не кори себя.
- Легко сказать... Яш, а как не корить? А вдруг он с какой-нибудь дурной компанией связался?
- Связался – развяжем. Давай, сначала все разузнаем, а потом будем паниковать и решать, как нам действовать.
- Тебе еще только этого не хватало! Еще и мои заботы на шею...
- Ничего! Ты посмотри, какая у меня шея! – Он напряг мускулы, и Юля, глядя на него, почувствовала, как закружилась голова, тело стало невесомым, а одежда тесной. Он все понял. – Эх, черт, за разговорами забыл, что мне в аптеку надо. Тащись теперь. У вас тут есть аптека поблизости?
- Есть! – ответил Валера.
- Далеко?
- Через квартал. Но вы так не найдете. Давайте, я сбегаю. Что нужно купить?
Яша достал из шикарного кожаного портмоне пару рецептов и протянул их вместе с двадцатипятирублевкой мальчику.
- Слушай, а не поленись тортик к чаю прикупить, на свой вкус. Лады?
- Лады! Будет сделано! – в восторге крикнул уже из коридора Валера.
- И фруктов каких-нибудь!
- И фруктов!
- И мороженого!
- Yes, sir! Бу сделано!
Зажав четвертную в кулаке, обуреваемый двумя противоположными чувствами – физическим отвращением и благодарностью, Валерик шагал по улице. Он не то чтобы ревновал маму к дяде Яше, нет. Мама все равно всегда будет любить его больше всех, он это чувствовал. Но то, к чему принуждал ее дядя Яша (а Валерик был совершенно уверен, что именно принуждал), было омерзительно. Он представил себе, что сейчас происходит в квартире, и его начало подташнивать. И, вместе с тем, он по-взрослому отдавал себе отчет в том, сколько всего хорошего сделал дядя Яша для них с мамой. Оба этих чувства раскачивали весы, и иногда хотелось сделать дяде Яше какую-нибудь пакость, что-нибудь вроде того доноса на отца, а иногда хотелось сдаться, броситься ему на шею, уткнуться и заплакать, и начать считать его своим отцом, и рассказать ему все свои горести и страхи. Но что-то его сдерживало и в том, и в другом случае, и так ничего и не произошло.