- Пусть идет в армию, - говорил Яша Юле. – Он и там прекрасно приспособится. Я ему справки добывать не буду. Поберегу возможность для Валерки. Вот ему действительно надо учиться, надо идти дальше. А этот, вот увидишь, и так устроится в жизни, если не зарвется.
Спорить и упрашивать Яшу Юля не посмела. От одной мысли, что Валеру могут забрать в армию, у нее к сердцу подступал холодок, и если уж выбирать между двумя сыновьями, то она выбирала младшего, потому что старшего, чего уж там лукавить, она не любила.
Осенью Вовку забрали, и Александр остался один. Сначала все было тихо и гладко, а потом он повадился занимать у Юли деньги. То пятерку перехватит, то червонец, а то и четвертной. Яше она ничего об этом не говорила, но однажды Александр явился, когда у Юли был Яша. Не впуская его в квартиру, она сунула деньги, только чтобы он скорее ушел, но Яша все понял из обрывков разговора, доносящегося из коридора. На следующий же день он позвонил своему приятелю, через которого устраивал Александра на работу, и выяснил, что того уволили за пьянку.
- Рыбонька, я даже не знаю, что с ним делать дальше. Я, конечно, могу периодически устраивать его на работу, но его так и будут отовсюду гнать. И как я буду выглядеть, подсовывая им алкоголика? Я тебе скажу более: он еще и не лечится.
- Откуда ты знаешь, Яша?
Яша вздохнул:
- Вчера разговаривал с Игорем, с врачом. Игорь сказал, что, если так и дальше дело пойдет, он не жилец, долго не протянет.
- Господи! Ну что же делать?
- А что ты можешь сделать, если человек сам хочет пропасть? Уж не знаю, на что он живет, только имей в виду, что деньги, которые ты ему даешь, просто ускорят... ускорят процесс... Он пьет на них. И ничего ты с этим не поделаешь. Если тебе не жалко – давай. Продуктами давай... Не знаю... Ну, хорошо. Давай попробуем еще раз его пристроить.
На следующем месте Александр продержался до весны, а потом сорвался. Квартира его превратилась в перевалочный пункт каких-то уголовников, там же прятали краденное, водили баб, скрывались, пересиживали. За это его подкармливали и поили, так что особой нужды работать у него не было. Иногда он приходил к Юле, та давала ему какие-то деньжата, но, надо сказать, это было не часто.
Однажды Юля собралась с духом и навестила в интернате бабку, о которой все давно забыли. После ожидания в провонявшем нечистотами и горелой кашей коридоре, ей вывели старуху, худую, страшную, с коротким седым бобриком на голове. Юлю Ираида Степановна не узнала, но долго и веско рассказывала об общественной жизни, в которой она принимала активное участие, о каких-то партсобраниях, на которых она неоднократно ставила вопрос ребром и выводила на чистую воду некоего Ивана Никифоровича. Потом за ней пришла нянька. Гостинцев, принесенных Юлей, она не взяла: