, а выходцы из Албании, что давно числятся валахами. С другой стороны – великий логофет, как-никак... Штефан едва сдержался, чтобы не присвистнуть от восхищения. И от разочарования, что план не удался.
Тем временем отцу, видно, прискучило ждать ответа, и он стукнул ладонью по подлокотнику кресла.
– Теперь послушай меня. Если ты действительно намерен служить, у меня достанет денег, чтобы откупить тебе выгодное место. Но упаси тебя Бог опозорить меня всяким вредоумством, которым ты заразился в своих Европах!..
Тут Штефану пришла в голову ослепительная мысль.
– Отец, – осторожно начал он, – а ведь моя военная выучка может пригодиться в приграничье...
– Что?
– Ты сказал про место, – Штефан несколько осмелел. – Ведь из войск, помимо арнаутов, есть еще и пандурские пограничные отряды. Может, кому-нибудь из управляющих приграничных земель потребуется толковый помощник? Пожалуйста, – умоляюще прибавил он. – Я обещаю, что ничем не посрамлю нашего рода. И никакого вредоумства!
Отец покосился на него с подозрением.
– Что это тебе еще в голову взбрело, Штефанел? С каких пор сидеть в дыре в приграничье стало выгодно?
– Не выгодно, отец, – заторопился Штефан, – но ведь я только приехал, и сами видите – ничего не знаю! Если бы у меня было хоть немного времени осмотреться, быть может, я бы нашел, где я могу быть полезен.
– Что-о-о? – с угрозой переспросил Николае. – Это где это ты можешь быть полезен?
Штефан торопливо прикинул варианты. Если их кто-то подслушивает, то впрямую называть имя и фамилию дядьки немыслимо: с семейством Гика дядька вел немало дел, а Порта его еще с войны не любит. Если отца за родство с Григорием Гикой не погладили, то за знакомство с Тудором Владимиреску просто уничтожат. С другой стороны, если отец был достаточно осторожен, то любые наушники, появившиеся в доме после отъезда Штефана, из домашнего обращения ничего не вызнают.
– Разреши посоветоваться с дядькой Тудором, отец, – небрежно сказал Штефан. – Может, мне найдется дело у него в приграничье.
И оцепенел. Отец поднялся с кресла, тяжело опираясь на подлокотники и кусая губы. Лицо его аж побагровело. Он набрал в грудь воздуха и рявкнул вдруг по-дедовски, так, что стекла заговорили.
– Да как ты!.. В моем доме!.. Не смей поминать это имя! – и переводя дух, с бешеной яростью: – Пошел вон! И подумай хорошенько над всем, что я сказал тебе!
Разумный слуга не отлучается далеко от хозяина. Стоило Николае гаркнуть на весь дом и схватиться за сердце, старый Петру тотчас вбежал в гостиную с лавровишневыми каплями, захлопотал вокруг. На ходу подтолкнул Штефана к двери – выйди, мол, боер, за ради Бога, но мальчишка не пошел, только растерянно смотрел на Николае, грузно осевшего в кресле. Петру кликнул слуг помоложе, велел помочь господину дойти до постели. Сам же взял Штефана за локоть узловатыми пальцами, вывел в просторный коридор.